— Я сделаю все, что смогу, — сказал я ей, пытаясь добавить решимости в голос. — Обещай, что сбережешь ее, пока я не доберусь туда.

— А если я не смогу? Они не слушают меня. Они ведут себя так, будто она — зверь… а она сейчас как зверь и ведет себя! — Ада всхлипывала. Ада была крепкой в свои пятнадцать. Ее слезы из — за Перри были последним кинжалом в мое сердце.

— Ада, послушай. Я позабочусь об этом, ладно? Я не позволю ничему с ней случиться, ты меня понимаешь? Я сделаю все, что могу, чтобы убедиться, что она придет в норму. Дай мне день, дай мне еще пару часов, и я прибуду и все исправлю. Ты меня поняла, малышка?

Я услышал, как она всхлипнула и притихла. А потом сказала:

— Хорошо. Но поспеши.

— Я напишу тебе, когда выеду, — сказал я.

— Спасибо. Спасибо, Декс, — сказала она. — Я знала, что ты не так плох, как все говорят.

О, спасибо.

— Ага, увидим. Держись, ладно?

— Ладно, пока.

Я не успел попрощаться, разговор был закончен. Я посмотрел на Ребекку, которая в ужасе смотрела на меня. Я трясся.

— Мне нужно к Перри, — сказал я дрожащим голосом. — Она в беде.

Ее глаза расширились, она помогла мне встать на ноги, пока люди не подумали, что я безумен.

— Чем я могу помочь? — спросила она. Я видел страх на ее лице. Она тоже переживала за Перри. И вдруг я понял, как разочарована была Ребекка, когда мы с Перри расстались. Конечно, она поехала в Портлэнд, хотя я просил ее не делать этого. Она тоже пострадала от этого. Она страдала от моих ошибок.

Я не мог ощущать себя еще хуже. Еще ужаснее. Никогда. Я был свиньей, как и сказала Ребекка. Но я не мог думать сейчас об этом. Я месяцами делал это. Жалел себя. Это был лучший шанс проявить себя. Это ничего не отменит, но… я не мог жить, ничего не сделав. Хоть я не был очень рад этому, Перри все еще была для меня важнее всех. Было больно думать о том, что она далеко. Но думать о том, что она может не быть собой… было невыносимо.

Я покачал головой и поцеловал ладонь Ребекки.

— Спасибо, что помогла мне пройти все это. Я сделаю пару звонков и уезжаю.

— Ты вернешь ее, — сказала она, хотя не знала, в какой беде Перри. — А потом привезешь сюда, и мы вместе съедим пиццу.

Я пообещал ей это и побежал в сумерках по улице.

ПОМОЩЬ

Гнев заставляет совершать глупости.

Это я узнал сегодня, а еще «доверяй инстинктам» и «не лажать на публике сложно».

Я знал гнев. Я старался не давать ему править мной, но у меня было много причин злиться. Но я неплохо справлялся. Я мог взорваться случайно, но большую часть времени прогонял гнев на глубину. Или не ощущал его. Как с гуся вода.

Я еще не подъехал к улице Перри, а уже знал, что нас ждет беда. Я это слышал. Не спрашивайте, как, и вообще о многом меня не спрашивайте. Поверьте, ответов у меня нет. Но я слышал в голове, наверное. Макс говорил всем успокоиться. Я ощущал собрание людей, властей, не только ее семьи. И, когда мы подъехали, и я увидел копов, я не удивился.

Но я не был готов.

Стоило придумать план, а не выбираться из машины и идти к дому, держа Перри за руку, поддерживая ее. Я хотел, чтобы ее родители, Макс, копы видели, что я не похищал ее, она пошла по своей воле. Я эгоистично хотел показать себя им. Ткнуть им в глаза. Типа, смотрите, кого ваша дочь выбрала, ха — ха — ха.

Ага, я такой. Стоило уже понять.

Но я не был готов к реальности. Зная Макса и наши дурацкие отношения, я все еще не думал, что он так легко подставит меня. Или ее. Он должен был заботиться о ней. Черт возьми, он же совал свой… нет, даже думать не хочу. Стошнит.

Когда отец Перри бросился на меня с ревом, я не ожидал такого. Заслужил ли я удар? Да. Точно да. После того, как я поступил с Перри, после, вы знаете,… я заслуживал это. Я заслуживал тысячу ударов, и в других обстоятельствах я бы с радостью выдержал шквал итальянских костяшек. Но дело было не в том. Они думали, что я забрал их дочь, выкрал ночью, чтобы делать с ней страшное. Я бы поиграл с ней в идеале, и ей бы понравилось. Но в этот раз я спасал Перри. Никому не было дела.

Глупый я решил, что можно поговорить с полицией, словно это были разумные люди. Рассказать, что все это недоразумение, чтобы мы посмеялись над этим. Я не ожидал, что они набросятся на меня так, словно я убил мэра Портлэнда.

Щелк. Щелк. И холодные наручники на запястьях.

Меня еще не арестовывали, но я думал, что мне хотя бы скажут пройти с ними или заменят эти наручники пластиковыми. Я не был угрозой для общества. Но мои руки завели грубо за спину, сковали, и коп зачитал мои права.

Часть меня хотела смеяться от бреда, я хотел сказать им заткнуться, я достаточно раз смотрел «Закон и порядок», чтобы знать свои права. Но юмор покинул меня. Я ощущал беспомощность, когда появился Максимус и сковал Перри своими дурацкими руками.