— Да у самого берега, у самого берега, чтоб видно оттель было. Это тебе, сука, за Толниевича.

Князь Дмитрий, в одно мгновение оказавшийся нищим, помчался в Тверь в сопровождении мокрого Антония и нескольких гридей, успевших переправиться.

Перед самой Тверью конь под князем пал, не вьщержав скачки, и слуга уступил ему своего, тоже качавшегося от переутомления.

В Тверь въезжали шагом. Князь Михаил Ярославич встретил своего недавнего врага сочувственно, понимая, что просто так, да еще на запаленных конях, Дмитрий никогда бы в Тверь не въехал.

— Что случилось, Дмитрий Александрович?

— А-эх,— махнул рукой с горечью тот и обессиленно опустился на нижнюю ступеньку крыльца, склонил голову на колени, обхватив руками.

Антоний, приблизившись к Михаилу, негромко сообщил ему:

— Князь Андрей захватил нас на переправе и отбил всю казну. И княгиню пленил.

Михаил обернулся, увидел за спиной своего «сыночка», поманил пальцем.

— Аксай, быстренько принеси ковш воды.

Татарчонок обернулся мигом. Михаил взял ковш, подошел к Дмитрию.

— Дмитрий Александрович, испей водицы.

Дмитрий поднял голову, взял ковш, стал пить жадно, гулко, словно в пустоту лил воду. Выпил всю.

— Спасибо, князь.

— Пойдем в опочивальню, Дмитрий Александрович.

— Да-да,— кивнул Дмитрий и сделал попытку встать, но не смог.

Михаил подхватил его под руку, помог подняться.

— Сысой, помоги.

Они повели внезапно ослабевшего Дмитрия Александровича вверх по ступеням крыльца, провели во дворец, в опочивальню князя. Помогли лечь на ложе.

— Ступай,— махнул Михаил Сысою, и тот вышел.

Они остались вдвоем — два князя. Михаил присел на ложе в ногах у Дмитрия. Долго молчали, один не решаясь начать, другой стесняясь спрашивать. Наконец Дмитрий разомкнул со вздохом уста:

— Вот так, Миша. И это родной брат.

— Вам надо наконец помириться, Дмитрий Александрович.

— Но как? Я бы рад. Но он ведь меня со свету сживает. Два раза на меня татар приводил. Тохта зовет в Орду, но как я пойду, если там меня смерть ждет? Я же знаю. Я нутром чую: на смерть зовет.

— Да. Орда не теща, блинов не печет.

— Был у Ногая на Дону. Хорошо принял. Так нет, давай приезжай в Золотую Орду. Ясно зачем. Они с Ногаем как кошка с собакой. А я при чем, Миша? Я-то, русский князь, каким боком меж ними?

— Но все же вам лучше помириться, Дмитрий Александрович. Татары — шут с ними, но вы-то одного гнезда дети.

— Вот то-то, Миша. Езжай ты к Андрею, уговори его, чтоб отстал от меня. А? И чтоб вернул княгиню. А? Съезди, Миша.

— Не послушает он меня, князь, не послушает.

— Но почему?

— Я ему в сыны гожусь. Скажет, яйца курицу не учат.

— А ты возьми с собой епископа Симеона.

— Симеон умер давно. У нас уже другой рукоположен митрополитом — Андрей.

— Откуда взят?

— Из игумнов Богородицкого монастыря. Литовского рода сам, сын князя Ерденя. Но христианин благоверный, литургию ведет — заслушаешься.

— Ну вот и езжай с ним. Епископ, да еще из князей, неужто не уговорите Андрея?

— А где сейчас князь Андрей?

— Должно, в Торжке, мою казну пересчитывает. Попроси его хоть часть вернуть, я ж ныне наг и нищ. И княгиню. Обязательно выручи княгиню мою, Миша. Очень прошу тебя.

— Постараюсь, Дмитрий Александрович. Не знаю, как получится, но я постараюсь.

В Торжок князь Михаил и епископ Андрей поехали в сопровождении тридцати гридей. Иерей, несмотря на свой сан, сидел на коне как влитой, видно, будучи княжичем, получил настоящее воспитание и навык.

Князя Андрея они нашли у Торжка в шатре, установленном на берегу реки.

— А-а,— вскричал Андрей, завидевши их, шедших к шатру.— Не иначе посланцы от братца.

— Здравствуй, Андрей Александрович,— приветствовал Михаил.— Как ты догадался?

— Как? Очень просто. Мои отроки почти до Твери гнались за этим зайцем линялым. Ха-ха-ха. Едва за хвост не ухватили. Ну, заходите, гостьми будете. Акинф, вели принести нам меду хмельного.

— Если можно, князь, мне бы сыты,— попросил Михаил.

— И мне тоже,— подтвердил епископ.

— Ну что ж, принеси и сыты, а мне все же меду.

Они вошли в шатер, сели по-татарски на расстеленный на земле ковер.

— С чем пожаловали? — сразу спросил Андрей.

— Мириться надо, сын мой,— начал епископ,— Вы одним чревом выношены, одного отца дети. Зачем вам тешить нечистого ссорами и враждой? Миритесь, а я благословлю вас и помолюсь за вас.