Получив взбучку, я стал более внимательно рассматривать листочек с рецензией. Катя была права. Рецензия оказалась стандартной, растиражированной. Моя фамилия была впечатана на машинке и чуть-чуть отличалась от остального текста шрифтом и продавленностью букв на изнанке листка. Эра компьютеров у нас тогда еще не наступила, а то бы я до сих пор думал, что такой обширный и глубокий анализ самотекущей поэзии сделан специально для меня. Видно, чтобы пробиться в поэты, нужно, чтобы тебя в детстве пореже называли бездарью и ничтожеством… Как жил Велимир Хлебников, ума не приложу.

Я сильно сдал за последний год, кондрашка побеждает, дыхания не хватает все больше: я не могу ходить, даже в среднем темпе, только медленно, а после одной минуты физической нагрузки я полчаса откашливаюсь, обливаясь потом. И тому подобное. Так что на дальнейшие подвиги я, по-видимому, не способен. Пора подводить итоги. Итоги-то неплохие, «есть на что приятно поглядеть», как говорил старшина Васков. Но мог бы я, ох мог бы заквасить жизнь покруче, если бы после первого шага делал второй, а не принимался отчитываться и оправдываться за первый перед явным или воображаемым хулителем. И-эх, папаня-маманя, и зачем я был в вас такой влюбленный?…