В волнении и тревоге все оглядывались по сторонам, ища подходящее орудие.

Вдруг Эномай заметил мраморную колонну, лежавшую неподалеку, и крикнул товарищам:

— Самые сильные, вперед!

И тотчас семь или восемь самых рослых и сильных гладиаторов вышли вперед и стали перед Эномаем; окинув их опытным взглядом, он нагнулся над колонной и, подложив руки под один ее конец, сказал высокому, могучему самниту, почти такому же гиганту, как и он сам:

— А ну-ка, покажи свою силу. Бери эту колонну за другой конец.

Все поняли намерение Эномая. Гладиаторы освободили место перед калиткой, а германец и самнит без труда подняли и перенесли колонну ближе к калитке.

Затем, раскачав огромную глыбу, они обрушили ее на калитку, и та затрещала под страшным ударом.

Гладиаторы еще раз таранили дверь, а на третий раз она раскололась и рухнула на землю. Погасив и бросив факелы, они в молчании вышли через этот проход вслед за Спартаком и по темным, узким улицам города направились в харчевню Ганимеда.

Харчевня эта была самой близкой к школе Лентула и наиболее посещаемой, потому что хозяином ее был рудиарий, большой друг Спартака. Он принимал участие в заговоре и оказал немало услуг Союзу угнетенных.

Над входом в харчевню висела безобразная вывеска с изображением отвратительного Ганимеда, наливающего красный, как свернувшаяся кровь, нектар в чашу такого же уродливого Юпитера. Находилась харчевня на расстоянии выстрела из лука от тех ворот, где стояли на посту капуанские солдаты, возглавляемые толстым и благодушным префектом Меттием Либеоном.

Спартак и двести гладиаторов продвигались в глубоком молчании со всевозможными предосторожностями. Они неслышно шли друг за другом, и по данному вполголоса приказу все остановились.

Фракиец, германец и еще семь или восемь человек вошли в харчевню. Владелец ее был в страшной тревоге за исход борьбы, о которой догадывался по крикам и шуму, доносившимся сюда из школы. Он вышел навстречу гладиаторам и взволнованно спросил:

— Ну как? Какие вести?.. Как идет сражение?

Но Спартак, прервав расспросы, сказал:

— Вибиний, давай нам все оружие, какое только у тебя есть. Дай нам все, что в руках отчаявшегося человека может стать оружием!

И, подбежав к очагу, Спартак схватил огромный вертел, а Эномай — топор, висевший на стене. Собрав в охапку вертела, ножи и косы, они вышли из трактира и распределили это оружие между гладиаторами. Их примеру последовали остальные, и вскоре все были вооружены; они захватили с собой также три небольшие лестницы, которые нашлись в кабаке, и несколько веревок.

Первым двинулся Спартак; остальные молча шли следом за ним по направлению к той улице, где стояли римские солдаты. Не успели легионеры подать сигнал тревоги, как гладиаторы с яростью бросились на них, нанося страшные удары, убивая на месте с быстротой и неистовством.

Сражение длилось всего несколько минут; отчаянный напор гладиаторов быстро завершился разгромом многочисленного отряда легионеров и городских солдат.

Молодой центурион Квинт Волузий старался воодушевить солдат и кричал:

— Вперед, капуанцы!.. Смелее, во имя Юпитера Тифатского!.. Меттий… доблестный Меттий!.. Ободряй солдат!

Внезапный натиск гладиаторов привел Меттия Либеона в замешательство, и он поспешил укрыться позади своего небольшого отряда. Когда он услышал, что его настойчиво призывают к выполнению долга, он начал кричать, сам не понимая, что он говорит:

— Конечно… несомненно. Капуанцы, смелее! Вперед! Доблестные капуанцы… Я буду командовать… вы будете сражаться! Не бойтесь ничего… Бейте!.. Убивайте!..

И при каждом слове он пятился все дальше.

Бесстрашный Квинт Волузий пал, пронзенный насквозь страшным ударом вертела, которым был вооружен Спартак, а гладиаторы, прорвавшись, опрокидывая все вокруг, промчались мимо несчастного префекта, который, став как будто меньше ростом, рухнул на колени и принялся молить дрожащим, прерывающимся от рыданий голосом:

— Я человек тоги… я ничего не сделал… ничего плохого… Милосердия… милосердия… о доблестные!.. Пощады!..

Его хныканье быстро прекратилось, потому что Эномай, пробегавший в эту минуту мимо, дал ему пинка с такой силой, что толстяк отлетел на несколько шагов и, упав на землю, лишился сознания.