Такова эта замечательная история. В дальнейшем рыцарь воспользуется молитвой, что поможет ему избежать смерти. Таким образом, можно считать, что благодаря священнику и его «тайным словам» Персеваль обрел квазибессмертие… Кретьен де Труа не закончил «Повесть о Граале», поэтому нам неизвестно, намеревался ли он короновать Персеваля на царство Грааля. Вполне возможно, что это не входило в его литературные планы. Однако что можно сказать о тайной и в какой-то степени опасной молитве, заключавшей в себе имена Божьи? В подобном рассказе слышны отголоски древнееврейского предания о Лилит, покинувшей Адама и преследуемой ангелами Божьими. Лилит отказалась повиноваться приказам Всевышнего, ибо она знала тайное, невыразимое имя Бога. Несмотря на христианскую «оболочку» «Повести о Граале», мы не уверены, что этот эпизод может послужить примером ортодоксии.

Тайная молитва — вот тот самый камешек, которого не хватает в постройке дьявола для того, чтобы мост не обвалился. Кто знает — возможно, катары были близки к тому, чтобы найти тайное, невыразимое имя Бога. Возможно даже, что им удалось узнать его. Однако был ли передан этот секрет? Кому доверили катары свою тайну? Где может храниться это знание: в Монсегюре или в Керибюсе, в пещере Ломбрив или в замке Монреаль-де-Со, в Бюгараш или в Ренн-ле-Шато? Или же тайного знания были удостоены Ренн-ле-Бен, Гране или замок Юссон? Или, возможно, продолжать поиск следует в замке Пуйверта, в котором находятся графические изображения легенд о короле Артуре? Кто, если не Отшельник, поможет нам отыскать «тайные имена Бога»?

В день семисотлетия осады Монсегюра, то есть 16 марта 1944 года, когда Франция еще переживала дни немецкой оккупации, Жозеф Мандеман в компании нескольких друзей посетил Монсегюр, бывший в то время в ведомстве Инициатического общества Тараскон-сюр-Арьеж. Целью поездки стало открытие памятника, небольшой стелы в честь Мориса Магра, первого президента общества «Друзей Монсегюра», скончавшегося в 1939 году. Памятник решено было установить на склоне пога. Испросив на то разрешения компетентных органов и уведомив немецкие оккупационные власти о намечающемся сборе, Жозеф Мандеман и шесть его товарищей очутились в Монсегюре. Это были Антонен Гадаль, Поль Салетт, Рене Клястр, Морис Рок, Поль Филип и писатель Жозеф Дельтей. Церемония открытия прошла без помех: на участников сбора никто не обратил внимания, разве что маленький немецкий самолет, пролетавший в тот момент над Монсегюром. Белой струей дыма он прочертил в небе кельтский крест…

Кельты в Монсегюре — и немецкая авиация! Такая история затмевает все кельтские легенды… К тому же, в отличие от них, у этой истории есть очевидцы, в той или иной степени подтверждающие факт появления в небе немецкого самолета, однако мнения по поводу его маневров сильно расходятся. Вот что говорил Поль Филип, бывший в то время президентом Инициатического общества Тараскона: «Ближе к полудню мы заметили какой-то маленький самолет, выписывающий круги над замком — белый дым от его двигателя распускался в небе, оставляя нечеткий след. Затем двумя дымовыми линиями самолет пересек окружность, оставленную в небе реактивной струей. Мы пришли к заключению, что таким образом он хотел вычертить кельтский крест». Слишком красиво для правдивой истории… которая впоследствии стала чуть ли не гимном немецко-французской дружбе в изложении писателя-националиста, творившего под псевдонимом Сен-Лу. Он придал этому незначительному событию глубокий символический смысл — и это ему прекрасно удалось (как и любому другому, кто пытается описать событие, не будучи его свидетелем): чего не сделаешь ради того, чтобы восславить «германско-кельтское братство»? Лучшего подарка галлам Монсегюра немцы и придумать не могли! Впрочем, стоит заметить, что впоследствии схематическая эмблема кельтского креста была использована в политических и философических целях; как часто бывает, подобное использование никоим образом не соответствовало ни его истинной символике, ни менталитету древних кельтов.

Однако свидетельство Жозефа Дельтея противоречит мнению Поля Филипа: «Утром 16 марта 1944 года мы находились в замке Монсегюр — в то время как воображение уже перенесло нас в те далекие дни 1244 года, когда в этих стенах разыгралась альбигойская драма… Над развалинами замка некоторое время кружил небольшой самолет на поршневом двигателе, перевозивший, как потом мы узнали из газет, Розенберга (идеолога национально-социалистической партии). Действительно, он описал над нами несколько кругов, но я со всей уверенностью заявляю, что он не оставил в небе какого-либо креста, о котором было столько сказано или написано» [38] . Дельтей категоричен: он не видел никакого кельтского креста. Филип пользуется более мягкой и расплывчатой формулировкой: в небесах остался неясный след — и, поспорив некоторое время, группа решила, что он напоминает очертания кельтского креста.

Я не могу с уверенностью сказать, был ли в небесах тот пресловутый крест, но, даже не зная состава очевидцев, я мог бы побиться об заклад, что среди них был Антонен Гадаль… Лишь ему могло прийти в голову, что появление над Монсегюром крохотного немецкого самолета было, оказывается, делом государственной важности: таким вот образом — кельтским крестом в небе — нацист, занимающий высокий должностной пост, поприветствовал своих галльских кузенов по арийской линии.

Рассказ о кельтском кресте в небе может рассмешить читателя, но может и возмутить: искажение исторических фактов и смешение таких разнородных понятий, как друиды, катары, Грааль и нацизм, приводит к мысли о том, что все эти явления как-то связаны между собой. Появление кельтов в «деле катаров» не редкий случай: Гадаль видел друидов повсюду и, разумеется, считал их предшественниками совершенных. К тому же распространенное мнение о том, что Монсегюр является замком Грааля, лишь подливало масла в огонь: в крепости катаров начался активный поиск следов друидических культов. Та же участь постигла Юсса и Ренн-ле-Шато.

Разумеется, следы были найдены.

Поэтому попытаемся расставить все по своим местам. Действительно, невозможно представить, чтобы на территории, заселенной в те времена кельтскими племенами (вольками-тектосагами или редонами), не существовало друидов. Леса и горы этого отдаленного края как нельзя лучше подходили для друидического культа. Однако есть одно препятствие, мешающее дать утвердительный ответ: друиды оставили после себя еще меньше следов, нежели катары. Мегалитические сооружения, зачастую им приписываемые, опередили появление кельтов на два тысячелетия. Не стоит также искать какие-либо памятники письменности, созданные друидами: они не приняли обычая сохранять свои знания в письменном виде. Гипотезу о появлении в этих краях древних кельтских жрецов могут подтвердить лишь находки археологов и данные топонимии. Более ничего.

В таком случае, быть может, связь между кельтами и катарами следует искать в духовной сфере? Нельзя ли найти нечто общее в их доктринах, в системах мысли и, наконец, в религиозных традициях, являющихся остовом любой древней цивилизации? Думая поставить знак равенства между учениями кельтов и катаров, любители скорых выводов рискуют обмануться: в этом плане совершенных и друидов разделяет даже не пропасть, а неизмеримая бездна.

С онтологической точки зрения дуализм катаров не имеет ничего общего с верованием кельтов, основой которого является монизм, учение о всеединстве. Друиды настаивали «на малопонятном и глубоком единении» живых существ и неодушевленных предметов, создателя и его создания, материи и духа. Подобное соответствие не похоже на то, о котором идет речь в Изумрудной скрижали: «То, что внизу, подобно тому, что вверху, а то, что вверху, подобно тому, что внизу». Для того чтобы эта формулировка приняла вид, напоминающий постулат друидов, из нее нужно извлечь сравнение: то, что внизу, есть то, что вверху.