Я постарался не распространяться.

— Его нашла полиция. В него стреляли. Похоже, никто не знает, кто это сделал или почему.

Она недоверчиво покачала головой. Через несколько мгновений она пожала плечами и снова перебросила ноги через ручку кресла. У подола платья расцвела полоска белого бедра шириной в шесть дюймов, став внезапно самым ярким пятном в комнате. Бесспорно, самым красивым.

Я откашлялся и неопределенно произнес:

— Джей выглядел нормально в тот вечер?

— Пожалуй, да. Я не очень хорошо его знала. Я была там до этого только один раз, вместе с Питером.

— Значит Питер его знал?

— Он делал для него кое-какую работу. Знаешь, объявления, рекламные плакаты. Этим он зарабатывает на жизнь — коммерческим искусством.

— Коммерческим?

— Да. Вчера у меня создалось впечатление, что ты был невысокого мнения о моем портрете.

— Черт, вряд ли я его видел.

Она усмехнулась, и я спросил:

— Так значит, вы с Питером были старыми друзьями Джея?

— Нет. Питер нравился мистеру Уэверу, поэтому он нас и пригласил. Вот и все.

— Вчера ты мне сказала, что Борден тебя тогда загипнотизировал. Ты что-нибудь помнишь об этом?

Она нахмурилась.

— Мне не совсем все ясно, но я помню достаточно хорошо. Он приказывал мне делать разные вещи, и я помнила, что он мне говорил и все исполняла. Такое было ощущение, что мне все равно. Борден сказал, что я не была в глубоком трансе.

Бедро ее блестело. Она слегка качнула ногой и, казалось, что кроме этого роскошного бедра в комнате ничего нет. Я сказал:

— А эти внушения… он их снял перед тем как вы разошлись?

— Да. Думаю, это было около половины первого. Мы все как раз собирались уходить.

Я проглотил слюну.

— Вы все ушли вместе?

— Нет. Мы с Питером ушли первыми.

— Борден был еще там, когда вы уходили? — Я снова глотнул. Глаза заслезились.

— Нет. Он ушел первым, как раз перед нами. Все остальные, кроме Бордена, еще оставались там, когда мы с Питером ушли.

Немного помолчав, она спросила:

— Нравится?

— Что нравится?

— То, на что ты смотришь?

Боже мой! Я все еще смотрел на бедро. Я заморгал и перевел свой взгляд на ее лицо. Она улыбалась, откинувшись на спинку кресла и слегка покачивая ногой. Это была самая настоящая порочная улыбка. От всего этого покачивания подол ее платья пополз понемногу вверх. И там, где он полз чуть-чуть вверх, открывалось очень многое.

— Что ж, Эйла, все, пожалуй, раскрыто, точнее — закрыто. Я имею в виду вопросы. На данный момент. — Мне хотелось завершить сегодня еще кое-какие дела, но я чувствовал, что становлюсь каким-то несобранным. Я встал. — Ладно, спасибо. Я лучше пойду.

Она тоже выпрямилась, скользнув немного вперед с ручки кресла, отчего ее платье поднялось еще выше. Кроме Эйлы под платьем, как и вчера, ничего не было, и судя по всему, она не возражала против того, что мы оба это знаем.

Она встала и платье прошелестело вниз до колен.

— Ты должен идти, Марк?

— Когда-то надо.

— Останься еще немного. Вчера вечером ты не очень рвался уходить.

— Я и сейчас не рвусь.

— Тогда не уходи, Марк. Останься еще чуть-чуть. Со мной. — Она шагнула ко мне.

Эйла не улыбалась, не стремилась казаться веселой, впрочем я внезапно стал таким же. Я взглянул в ее черные глаза, посмотрел на ее разлетающиеся брови, алые, как кровь, губы, холмики белой плоти, выступающие из выреза ее легкого платья. Словно жидкость, обтекающая какой-либо предмет, она обхватила все мое тело, откинула назад голову, раскрыла губы, мы встретились в поцелуе, и я привлек ее к себе.

Мы тесно прижались друг к другу, тела наши слились воедино, потом она оторвалась от меня. Какое-то мгновение она молча смотрела на меня, затем обняла меня за шею и снова притянула к себе.

Прошлым вечером, когда я смотрел на нее, она производила впечатление бесчувственной красавицы, движения ее были вялыми, почти как в летаргическом сне. Сейчас она была иной; тесно прижавшись ко мне своим нетерпеливым телом, она жадно целовала меня в губы, а ее язык просто пронзал меня. Я провел рукой по ее пышным бедрам, по ее изогнутой спине и взялся за тоненькие бретельки.

Она отодвинулась, опустила руки и смотрела на меня, тяжело дыша, пока я сдвигал бретельки платья с плеч. Оно соскользнуло вниз, к талии, обнажив грудь, и я ощутил ее нежную кожу. Эйла опустила руки, стянула платье дальше вниз, к бедрам, оно упало, и она, переступив через него, шагнула ко мне. Обнаженная.