— Но эта телеграмма — она должна что-нибудь означать, — упрямо сказал я. Мне казалось, что я уже говорил это, и не один раз.

— Наверно, это просто розыгрыш. У нее таких шуточек полон карман. И все они дурацкие, а бывают и препакостные.

— Не вижу соли в этой шутке.

Он тщательно стряхнул пепел с сигареты на стеклянную поверхность стола, бросил на меня косой взгляд и тут же отвел глаза.

— Я ее отшил, — медленно произнес он, — а она, может, вздумала насолить мне таким вот способом. Она хотела, чтобы я как-нибудь приехал к ней на дачу на уикэнд. А я не поехал. Она мне осточертела, скажем так.

— Угу, — сказал я и уставился на него своим долгим проницательным взглядом. — Нет, это не звучит. Вот если б вы, скажем, поехали вместе в Эль-Пасо, а там рассобачились и разошлись по сторонам — вот это уже более правдоподобно. Может, так оно и было на самом деле?

Он густо покраснел под своим загаром.

— Черт побери, — сказал он, — я же вам говорил, никуда я с ней не ездил — ни-ку-да. Запомните это наконец.

— Запомню тогда, когда поверю.

Он подался вперед, чтобы погасить сигарету, поднялся легко и неспешно, затянул потуже пояс своего халата и стал рядом с кушеткой.

— Ну вот что, — сказал он звонким напряженным голосом. — Выматывайтесь-ка отсюда, проветрите мозги. Надоел мне ваш дурацкий допрос третьей степени. Нечего тратить даром мое время и ваше собственное — хотя оно ломаного гроша не стоит.

Я встал и ухмыльнулся до ушей.

— Стоит оно не так уж много — ровно столько, сколько мне за него платят. Скажите, а у вас никогда не возникали небольшие неприятности в каком-нибудь универмаге — скажем, в чулочном или ювелирном отделе?

Он внимательно смотрел на меня, опустив уголки бровей и стянув рот гузкой.

— Не понял, — буркнул он, но, судя по голосу, в голове у него проворачивалась какая-то мысль.

— Это все, что я хотел знать. И спасибо за то, что выслушали меня. Кстати, чем вы занимались с тех пор, как ушли от Кингсли?

— А вам-то что? Не ваше собачье дело!

— Разумеется. Но это всегда можно выяснить, — сказал я и слегка продвинулся в сторону двери, но не слишком далеко.

— В настоящий момент я ничем не занимаюсь, — холодно заметил он. — Я жду призыва на флот со дня на день.

— Ну что ж, самое время, — сказал я.

— Ага. Ну, пока, мистер ищейка. И не затрудняйтесь приходить еще раз — меня непременно не будет дома.

Я подошел к двери и дернул ее на себя. Ее заедало на пороге от морской сырости. Когда мне удалось ее открыть, я оглянулся. Лейвери стоял, прищурившись, его распирало от подавленной ярости.

— Возможно, я еще вернусь, — сказал я, — но не для того, чтобы обмениваться шуточками. Я вернусь, если выясню что-то, о чем стоит потолковать всерьез.

— Значит, вы все еще думаете, что я вру, — со злобой сказал он.

— Я думаю, что у вас что-то на уме. Я повидал на своем веку слишком много лиц, чтобы этого не заметить. Может, это и не имеет ко мне никакого отношения. И тогда вы с полным правом выставите меня опять.

— С большим удовольствием, — сказал он. — И в следующий раз прихватите с собой кого-нибудь, чтобы доставить вас в больницу. На случай, если вам отшибет мозги, когда вы приземлитесь на пятую точку.

И тут он ни с того ни с сего сплюнул прямо на ковер перед собой.

Мне стало не по себе. Как будто на глазах у тебя вдруг отслаивается лоск, и ты видишь перед собой мелкого бандита из подворотни. Или слышишь, как утонченная с виду дама начинает выражаться словами на три буквы.

— Пока, красавец, — сказал я, покидая его. Чтобы закрыть дверь, я с силой дернул ее, поднялся по дорожке и вышел на улицу. Постоял на тротуаре, задумчиво разглядывая дом через дорогу.

Большой приземистый дом с выцветшей до приятного пастельного оттенка и оттененной тускло-зелеными рамками оконных наличников розовой штукатуркой. Крыша крыта зеленой черепицей, круглой, шершавой. Глубоко врезанную парадную дверь обрамляет мозаика из разноцветной плитки; перед домом небольшой цветник, его отделяет от улицы низкая оштукатуренная стенка, увенчанная железной оградой, слегка ржавой от морской сырости. По левую руку от стенки — гараж на три машины; между дверью гаража, выходящей во двор, и боковым входом в дом проложена бетонная дорожка.

В воротный столб врезана бронзовая табличка: «Альберт С. Элмор, д-р медицины».

Пока я стоял там, глазея через улицу, из-за угла с мягким урчанием вынырнул все тот же черный «кадиллак». Замедлив ход, он начал было описывать дугу, чтобы свернуть в гараж, потом решил, что моя машина помешает ему, покатил дальше, до самого конца улицы. И развернулся на широком пространстве перед декоративной железной оградой. Медленно вернулся и въехал в свободный бокс гаража через дорогу.

Худой человечек в темных очках прошел по дорожке к дому, неся докторский саквояж. На полпути он замедлил шаг и уставился на меня. Я направился к своей машине. Перед домом человечек достал ключ и, отпирая дверь, опять оглянулся.