Шрифт:
— Держись!
Пришпорил коня, но конь рухнул, проколотый пиками.
— Держись! — кричал Нечай, хотя видел, что Матвей уже расхлестан в куски, а самому нет хода ни влево, ни вправо, ни назад, ни вперед.
Бросился на прорыв, отмахиваясь саблей. Поляки отступили, но кольцо их не распалось.
«Живым хотят взять».
Он засмеялся. Громко, счастливо.
— Не быть по-вашему!
Ожгло по боку. Ткнули пикой в спину. Он покатился кубарем, вскочил и воткнул саблю в брюхо жолнеру.
— Взяли? И еще заплатите.
Он достал-таки ближнего к себе поляка. Сабля рубанула по лицу. Тот повалился на колени, закрывая рану руками.
— Взяли?!
Побежал по кругу, рассекая воздух саблей неистово, и кинулся, как бык, вслепую: лишь бы прорваться. Поляки шарахнулись от него. Круг стал широким.
— А чего с ним цацкаться?
Пан Добрацеский поставил мушкет и прицелился.
— Меня — убить захотел? Ха-ха-ха-ха! — захохотал Нечай и кинулся на мушкетера.
Грохнул выстрел. Казак выронил саблю. И тут бросились на него, и рубили все, у кого было чем рубить.
— Гей! Гей!
Это казаки, собравшись с духом, шли на помощь Нечаю, но поздно — тело своего полковника унесли в замок.
На третий день бесконечных и кровопролитных приступов к замку в Красное прибыл с войсками сам гетман Калиновский.
Седой, величавый в движениях, он в подзорную трубу, на виду у всего своего воинства, оглядел замок и махнул правой рукой.
— Пушки!
Пушки были тотчас развернуты, ударили по замку, сшибая зубцы на стене, проламывая решетки на окнах.
— Пехота! — махнул левой рукой пан Калиновский.
И уже через час польный гетман вступил в поверженную твердыню.
В каждой комнате лежали трупы казаков и шляхты.
В замке теперь было тихо и слышались лишь шаги полководца да шарканье свиты. И вдруг — пение.
— Что это? — спросил гетман.
— В церкви попы-схизматики отпевают убитого.
— Кого?! — еще более удивился гетман Калиновский.
— Нечая.
— Этого, которого так боялся Потоцкий? Нужно схизматиков не бояться, а бить. Тогда не было бы ни Желтых Вод, ни Корсуни, ни всего прочего, вплоть до позорного Зборова!
Он решительно направился в церковь. Остановился у входа. Глянул на священников.
— Эти первые подстрекают народ к неповиновению! — рукой рассек воздух. — Всех! Голову Нечая на базарную площадь!
Священников убили. Убили многих горожан, без разбору — стар, млад, мужчина или женщина. Голову Нечая водрузили на пику над воротами базара.
И запели кобзари, по всей Украине запели:
Ой, качается Нечаева голова На рынку, качается и говорит: «Еще буду жити! Как бил я ляхов, Так и буду бить их! Снопы По два ряда класть их буду!»Пока пан Калиновский расправлялся с нечаевцами, его отряды уже подступались к местечку Стена. Казаки, мещане, крестьяне засели вокруг города на хуторах и пресекли попытки окружить городок.
Наконец, закончив расправу в Красном, пришел к Стене сам Калиновский.
— Почему топчетесь?! — закричал он на своих командиров. — Вы должны бы уже принести мне голову винницкого полковника!
Решительным ударом выбил из хуторов малочисленные заслоны и подошел к городку.
Но Стена и впрямь была стена. Подступиться к городку можно было только с одной стороны, а место это было открытое. Обстрел из пушек городку почти не приносил никакого урона.
Гетман попусту терял людей и, главное, время.
— На Винницу! — приказал Калиновский.
28 февраля 1651 года войска польного гетмана Мартына Калиновского подошли к Виннице. Здесь его ждали.
Полковник Богун на коне стоял над Южным Бугом, разглядывая из-под перчатки наступающую крылатую конницу.
Этой конницей командовал Лянцкоронский. Его две тысячи сабель выглядели куда внушительней тысячи сабель Богуна. Это было понятно и Лянцкоронскому, и самому Богуну.
Казаки, вышедшие для удара по передовым отрядам, поспешно развернулись и стали переходить по льду реку, намереваясь укрыться в каменном монастыре, на противоположном берегу.
— Отрезать и уничтожить! — приказал Лянцкоронский.
Казаки двигались наискосок, гусары, сокращая расстояние, ринулись напрямую.
Зимний день сиял солнцем, снегом, пушистым инеем. Скакать было весело. И до победы — рукой подать! Всей тяжкой бронированной массой «крылатые», посвистывая перьями, ринулись на реку. Снег был неглубок. Полякам до монастыря было куда ближе, чем казакам.