Ещё через час мухтасиб стоял перед Ахматом, склонившись в глубоком поклоне.

— Великий хан! Мои люди перехватили письмо к царевичу Муртазе от его нечестивого брата Латифа. Из письма следует, что братья хотят захватить трон Большой Орды, когда ты пойдёшь походом на Москву.

— Ты в своём ли уме, мухтасиб?! — вскричал хан.

— Я бы с радостью обезумел, если б это помогло стать моим словам ложью. Погляди сам! — Мухтасиб подсеменил к Ахмату и, не разгибаясь, протянул ему свиток.

Ахмат внимательно осмотрел его и остановил взгляд на печати.

— Тамга настоящая, Махмудова, — проговорил он. — Это ведь её стащил Латиф, убегая из наших степей. Неужто и в письме написано так, как ты сказал?

— Так, повелитель, — вздохнул мухтасиб.

— Тогда нужно отбить охоту у Муртазы садиться на чужое место! — Ахмат помолчал и вдруг зашёлся в громком крике: — На кол! На кол!

Неожиданный гнев и ханская немилость мгновенно разнеслись по дворцу. Люди, ещё утром искавшие дружбы с кэшик-бегом, сразу отворотились и стали проклинать его. Оказалось, что добрая половина уже давно подозревала Муртазу во многих нечистях, на их скудный разум не смог связать отдельные части воедино.

— Только мудрость великого хана, — добавляли они восхищённо, — может срывать тёмные покровы с ночи и просветлять её.

А Муртаза, потеряв свою недавнюю гордость, катался по полу, гремя железными цепями, и исступлённо твердил о своей невиновности.

В громогласном хоре осуждающих и клеймящих не было слышно лишь голоса бекляре-бега. Осторожный Кулькон, по обыкновению, старался удержать Ахмата от решительных мер:

— О повелитель! Власть должна не только карать, по и защищать припавших к её ногам. Муртаза долгое время верно служит тебе, а ты хочешь казнить его по первому же навету. Ведь может быть и так, что Муртазу оболгали.

— Настоящий воин сразу же убивает врага, обнажившего саблю! — сказал сурово Ахмат. — Рассуждение же может только погубить воина!

Кулькона поддержала хатун Юлдуз.

— Это дело всего нашего рода, а не только твоё, — говорила она Ахмату. — Пусть все племяшей судят и выносят свой приговор. Тогда не ты один, а все мы за их смерть в ответе будем перед Аллахом.

Её вмешательство оказалось более успешным: Ахмат велел отложить казнь Муртазы до полного выяснения дела. В Литву тотчас же снарядили небольшой отряд, который должен был разыскать Латифа и мёртвым или живым доставить его хану. Отряд возглавил новый ханский любимец Чолхан. Выбор Чолхана, враждовавшего с Муртазой, не оставил сомнений в том, что решение хана о казни не отменено, а только отложено.

— А что будем делать с Казимировым послом? — спросил Кулькон. — Ведь он собирался нынче отъехать.

— Посла задержать, высказать ему моё нелюбье и вдвое урезать кормление! — не раздумывая ответил Ахмат.

— Не усмотрит ли он в такой решительности отказ от вашей унии с Литвой? — Кулькон, как всегда, был осторожен.

— Не усмотрит, у него ведь только один глаз! А усмотрит — я ему и второй выну! — И Ахмат злобно захохотал.

Трудно и медленно готовилась к защите московская земля. Русский человек горазд взорваться в лихую годину и без колебаний влить свою судьбу во всесокрушающий общенародный поток, но в приготовлениях не бывает решителен и скор. «Авось пронесёт», — думает он, поглядывая на хмурое небо, и начинает искать укрытие лишь после того, как изрядно вымокнет. Быстро шли указы из Московского Кремля, да не скоро выполнялись. «Оно конечно, указать всё можно, — ворчали удельные князья, —да что толку? На проказу, известно, нет приказу». Махали рукой и не спешили.

Одной из главных забот Московского государства была защита своей границы с Диким полем. Она в ту пору тянулась от литовской земли по рекам Угре и Оке вплоть до многострадального Великого Рязанского княжества, ещё не входившего в состав Московского государства. Иван III понимал, что без постоянного войска остановить татар на границе нельзя. Развёрнутые там малолюдные сторожевые заставы могли в лучшем случае заблаговременно упредить коломенский сторожевой полк о движении неприятеля, а тот — сдержать его до подхода главных сил. Такой устрой был рассчитан на войну с большим татарским войском и оказался совершенно бессилен при нападениях быстрых разбойных отрядов. Московские правители давно уже мечтали о создании надёжного противопольного вала, о который бы разбивались как большие, так и малые силы. Его главными узлами должны были стать крепости порубежных городов: Опакова, Медыни, Воротынска, Калуги, Алексина, Тарусы, Серпухова, Каширы и Коломны. Между крепостями мыслилось устроить засеки и завалы, чтобы лишить татарскую конницу быстроты движения, а на дорогах и тропах учредить особые кордоны. Однако на деле всё это оставалось только замечательным замыслом. У порубежных князей недоставало собственных сил, чтобы укрепить городки, поэтому задуманные крепости не только не усиливались, но, наоборот, под действиями разбойничьих набегов всё более приходили в упадок.

С появлением опасности нового татарского вторжения Иван III опять вернулся к старой затее, но решил привлечь к ней всё население своего государства. Он обязал городских наместников, бояр и подручных князей послать в порубежные городки по определённой вёрстке рабочие артели с необходимым нарядом и кормом. Месяц прошёл, но дело не сдвинулось. Большой московский наместник Иван Юрьич Патрикеев, руководивший укреплением южной границы, грозил ослушникам всякими карами, но те только посмеивались в ответ, а иные объясняли: «Мы согласие на новое тягло не давали. Пусть великий князь через договорные с нами грамоты не переступает, не то от него отъедем». И могли отъехать! Ведь отношения великого князя с его подручниками строились пока ещё на договорных началах.