— Кто таков?!

Потянулся Иван Дмитриевич за клевцом [29] , чтобы рубануть строптивцев по самой макушке заострённым концом, но великий князь отстранил занесённую руку. Негоже первый день со смертоубийства начинать.

— Я, Юрий Дмитриевич, князь великий, а это холопы мои. В вотчину свою еду, в Москву!

— Вам бы поклониться Юрию Дмитриевичу, а вы глотку дерёте, — поучал молодцов боярин.

Караульные расступились и впустили великого князя с воинством в стольный город.

Чужака Москва встретила враждебно — третьи сутки Юрий Дмитриевич княжит, а бояре к нему идти не спешат. Запёрлись в своих хороминах и нос во дворец не кажут. Можно было призвать на службу галицких и дмитровских бояр, однако лапотники! Куда им со стольными тягаться! Московиты породовитее и познатнее будут, а серебра накопили столько, сколько у великого князя не найдётся. Служба силком не делается, нужно выждать немного — пускай бояре попривыкнут к новому хозяину, а потом сами ко двору заявятся. Да ещё бобровые шапки перед его милостью поснимают. Без князя им никак, даже собака в добром хозяине нуждается. А перед самой вечерней, когда слуги уже запалили в палатах свечи, неожиданно к великому князю пожаловала Софья Витовтовна.

Расступилась проворно дворня перед великой княгиней, а престарелый юродивый, давнишний обитатель великокняжеского двора, увязался за Софьей.

— Здесь он, матушка, здесь! От тебя всё прячется. И страже велел тебя не пускать, да разве они могут великую княгиню ослушаться? Мы его, ирода, всюду сыщем! Никуда он от нас не спрячется!

Софья Витовтовна прошла в покои великого князя. Здесь всё было так же, как и при её сыне. Вдоль стен выставлены могучие сундуки, у окон стоят лавки, и только под иконами один стул — для самого князя.

— Что же ты сестру свою не приветишь? Навстречу ей не выйдешь? — беззлобно укоряла Софья Витовтовна князя Юрия. — А я помню, было время, когда ты меня перед Красным крыльцом встречал и низко в ножки кланялся.

Князь Юрий даже не поднялся со стула, отвечал:

— Что было, то прошло, княгиня. Только всё моё уважение к тебе обида за сыновей вытеснила. Теперь на Москве я хозяин. Сын твой монастырь в Коломне выбрал, постриженья ждёт. Видно, участь у него такая, доживать свой век монахом. А ты, княгиня, не серчай, глядишь, игуменом станет.

— Вот, стало быть, как ты мне за моё добро платишь. Муж мой, Василий Дмитриевич, зол был на тебя очень. Воинами на поле брани хотел тебя, как зайца, затравить, да я ему всё время поперёк дороги становилась. Помнила всегда, что ты свояк братича моего, Свидригайла.

При упоминании о Свидригайле Юрий Дмитриевич слегка нахмурился. Оба князя были женаты на дочерях смоленского воеводы Ивана Святославича. Свояка Юрий любил. Месяца не проходило без того, чтобы он не навестил его. Выработалась в князе потребность во время крепкого пития изливать свояку душу. Свидригайло умеет слушать и советы добрые даёт.

Однако князь отвечал зло:

— Знакома мне уже твоя доброта! Опозорила моих сыновей на Васькиной свадьбе! Вся Москва хохотом изошла!

— Видно, придётся отписать брату Свидригайле, как его свояк великую московскую княгиню хулит.

Говорила с досадой великая княгиня — знала, не дойдут её слова до сердца Юрия Дмитриевича. Был бы жив Витовт, не дал бы внука в обиду, сумел бы его позор смыть. Свидригайло и сам всегда против старшего брата шёл, вот этим он и напоминает Юрия Дмитриевича. Однако великая княгиня не могла не знать, что упоминание о Свидригайле — единственная тропинка в душе Юрия, которая способна привести её к цели. Знала княгиня Софья и о том, что почитал Юрий своего побратима больше собственных братьев.

Поёжился князь Юрий. Великая княгиня уходить не хочет, по-прежнему стоит у порога.

— Проходи, Софья, что у дверей жмёшься? Какие же мы с тобой враги? Нам делить нечего. У тебя свой есть удел, у меня свой. Я на чужое не зарюсь.

— Мой удел — это вотчина мужа моего, только он и смог бы его отнять. Но зачем ты Василия удела лишил? Хорошую же ты ему участь предрешил — монахом быть. — Софья прошла в палату. — Вот что я тебе скажу. Не пойдут служить к тебе московские бояре до тех пор, пока Васе город не дашь. Так и просидишь в этих хороминах один, как сыч!

Понимал Юрий, горячилась Софья Витовтовна, но правда в её словах была. На Руси уж так повелось, что старший сын после смерти отца забирает главный город. Василий унаследовал Москву, которая уже три дня находилась во власти галицкого князя. А Василий Васильевич оставался без удела. А ежели действительно дать ему город, может, и бояре к нему лицом повернутся. Хоть князь и сам себе голова, но без доброго совета жить непросто.

Княгиня присела на лавку. И Юрий Дмитриевич увидел, что она очень напоминает своего брата Свидригайло: тот же прямой и тонкий нос, подвижные чуткие ноздри, какие бывают только у резвых и породистых лошадок. Лицо, слегка подернутое сеточкой морщин, оставалось по-прежнему красивым и моложавым. Подбородок — волевой, сильный, только глаза по-женски мягкие. Именно их тепло и расплавило тот лёд, который морозил душу князя.