Шрифт:
Даже слёзы отчаяния не портили красоту девушки. Улу-Мухаммед уже потерял интерес к Гайше, его занимал человек, посмевший отобрать то, что принадлежит только ему, хану. Жаль, что этот смелый юноша должен умереть. А что, если простить его и этим крепко держать в руках?
Юноша не испугался хана. Всё в нём было непочтительно: и вызывающая красота, и надменный поворот головы. Он чуть отстранился от красавицы Гайши и поклонился Улу-Мухаммеду.
— Я твой слуга, хан. Я должен буду умереть?
Юноша спросил это так, будто ему приходилось умирать по нескольку раз за день. Голос равнодушный, ни одной тревожной нотки. Если этот юноша слуга хана, значит, его жизнь принадлежит Улу-Мухаммеду, и он может наказать его, когда это будет нужно. Поэтому хан Золотой Орды долго не мог принять решения.
Улу-Мухаммед зорко оберегал свой гарем, но если было нужно, мог «угостить» красивой наложницей знатного гостя. Великодушный хан сейчас оказался обманутым господином, мужем, хозяином.
«Не хватало, чтобы надо мной потешались на восточных базарах все сплетники!» — раздражённо подумал Улу-Мухаммед.
Хан вытащил саблю, потом, подумав, вогнал её обратно в ножны. Нет, не может великий правитель убить этого соблазнителя даже из ревности.
— Стража! — крикнул Улу-Мухаммед.
На гневный голос хана вбежали несколько стражников.
— Куда вы смотрите?! Неужели не видите, что в мой гарем проник мужчина! Хватайте его и отрубите немедленно голову, иначе сами лишитесь собственной!
Евнухи, подгоняя мужчину остриём сабель, вытолкали его из сада. Напоследок незнакомец обернулся дерзко и рассмеялся.
— Ох и сладкие же у тебя наложницы, хан! Будет что вспоминать на том свете.
И долго его смех преследовал разгневанного хана.
Улу-Мухаммед подошёл к Гайше, девушка по-прежнему стояла на коленях, не поднимая головы. Хан хотел разглядеть в её глазах страх, но увидел только покорность. «Вот как обманывает меня красивейшая из наложниц, а ведь я хотел сделать её женой», — подумал Улу-Мухаммед.
Хан притронулся ладонью к её лицу, и когда она, в надежде лаской вырвать у господина прощение, потянулась к нему всем телом, разорвал на ней атласный халат. Хан смотрел на высокую девичью грудь, которую ласкал не только он один; видел губы, которые целовали чужие губы. В нём поднялось желание, тёмное и непреодолимое, он стал грубо шарить ладонями по её упругому животу, бёдрам, а когда под его ласками Гайша задышала тяжело и благодарно, овладел ею здесь же, в беседке.
Лунный свет падал на красивое утомлённое лицо девушки, под этим серебристым свечением она выглядела ещё прекраснее. Хан поднялся, запахнул свой халат и спросил:
— Как звали этого юношу?
Трудно было поверить, но в голосе его звучала печаль.
— Махмед, — отвечала девушка.
— Где ты с ним познакомилась? Тебе удалось подкупить одного из моих евнухов?
— Нет, мой повелитель, — отвечала красавица. Она улыбнулась, гроза прошла стороной — хан Золотой Орды простил её. — Ты же иногда отпускаешь нас на базар, чтобы мы могли сами выбрать для себя шелка и платья. Я покупала парчу в лавке его отца.
— И давно он... посещает мой гарем?
— Уже с полгода, — был печальный ответ.
— С полгода?! — поразился Улу-Мухаммед. — Завтра я прикажу казнить всех сторожей, охраняющих мой гарем. Это будет хорошим предупреждением тем евнухам, которые появятся позже.
Хану сделалось вдруг больно, а на лице красавицы Гайши уже играла лукавая улыбка.
— Ты ведь простил меня, повелитель?
Кому, как не господину, наказывать блудливую женщину. Страстный порыв в тёмной беседке был прощанием. Хан вытащил саблю и коротким взмахом отсёк Гайше голову. Он ещё успел разглядеть всплеск страха в её глазах. Гайша рухнула под ноги своему господину, словно всё ещё молила о прощении. Улу-Мухаммед перешагнул через её тело и пошёл во дворец.
— Узбек! — позвал он чёрного евнуха. И, когда тот предстал перед повелителем, спросил: — Чем занимаются жёны и наложницы в моё отсутствие?
— Они с нетерпением дожидаются твоего появления, повелитель, — был немедленный ответ.
— Перестань мне врать! — повысил голос хан. — Мне интересно знать всё! Кто с кем общается, о чём они говорят, в какие игры играют. Мне надо знать, даже о чём они думают! И самое главное, что наложницы говорят между собой обо мне! Ты не можешь не знать этого. Если ты ответишь на все эти вопросы честно, тогда я сохраню тебе жизнь.
— Хорошо, хан... Твоя милость не знает границ. Я начну с того, что твоим жёнам не с кем общаться, кроме евнухов, за исключением тех случаев, когда по твоему разрешению они покидают дворец и идут на базар, чтобы выбрать себе драгоценности и шелка для платьев. Но даже тогда их всюду сопровождает стража, и они находятся под наблюдением евнухов. Но разве можно уследить за этими плутовками! Прости меня, мой господин. Может быть, иногда их и посещают греховные мысли. Некоторые из твоих наложниц жили в Сарайчике. Изредка ты разрешаешь им видеться со своими родителями и родственниками. Не обижайся на меня, повелитель, но многие пережили любовь до тебя, и что может помешать им встречаться в отчем доме со своими прежними возлюбленными! Ты знаешь, что у нас произошёл такой случай, когда соблазнитель попытался проникнуть в ханский гарем, переодевшись в женские одежды, но обман сразу раскрыли, и евнухи немедленно изрубили его на части. Поверь мне, повелитель, мы делаем всё, чтобы уберечь твою честь.
