И это наконец стало моим напоминанием. В конце-концов, это все еще было шоу. Если им нужен был настоящий я, то стоило сначала позвонить.

Я бросился вперед и схватил свою мать за локоть. Небольшую птичью косточку, покрытую кардиганом.

— Добро пожаловать на телевидение! Не стесняйтесь! Давай сделаем ту старую штуку между матерью и сыном, а?

Я раскрыл перед ней руки в широком объятии, ужасно сентиментальный жест в стиле Коула Сен-Клера, потом закружил ее прочь от меня в танцевальном движении, а затем направился к своему отцу. Когда я обошел машину в его направлении, он уставился на меня, как на атакующего медведя. Но я не обнял его. Я просто схватил его за руку. Я по-мужски пожал ему руку, пока он на меня смотрел, раскрыв рот. Затем я использовал свою вторую руку, чтобы проделать то дружеское рукопожатие, включающее в себя хлопок ладонями и удар кулаками в конце.

— Какое славное воссоединение, — сказал я им обоим и оставшимся глазеть тусовщикам. Я отпустил безвольную руку своего отца. — Ошеломляющая пунктуальность. Я, вообще-то, только что записал здесь шедевр. Думаю, вы оба согласитесь, что, услышав его на крышесносящей громкости, не останется ничего, кроме как двигать своими бедрами.

Я сделал небольшое танцевальное движение, чтобы продемонстрировать. Мой взгляд оторвался от Джереми — я не мог вынести то, что видел в его глазах — и продолжил блуждать.

— Я этого не ожидала, — сказала моя мать, издав смех-кашель.

Отец коснулся своего адамового яблока. Он был доктором Сен-Клером, в два раза пунктуальнее и в пять раз образованнее своего блудного сына, профессорская версия меня.

— Я думал, это будет ужин в каком-то милом месте…

Моим идеальным ужином было сидеть на капоте машины и есть хот-дог. Он же подразумевал сетевой стейк-хауз.

Я не мог это вынести.

— А вместо этого, — сказал я, — вы обнаружили себя на Лонг-Бич на одной из самых выдающихся вечеринок ночи.

Я потянулся за рукой Магдален и вложил ее в ладонь моего отца. Затем я слегла подтолкнул свою мать к Магдален с другой стороны. Я поместил ее руку в ладонь Магдален. Наполовину присев я, драматично и театрально, указал вглубь склада. Мои пальцы были широко раскрыты, создавая картинку.

— А сейчас, — пропел я, — видите эту страну чудес? В которой вы должны повеселиться? Это жизнь! Это Калифорния! Так живет другая половина! Идите! Идите! Камеры! Снимайте их предвкушение!

Мои родители уставились на склад в поисках блестящего будущего, которое я пообещал.

А затем, пока они стояли там, взяв за руки Магдален, я сел в мустанг. Он все еще был заведен. У них едва ли было время, чтобы повернуть головы.

Я вырвался с парковки, хлопнув при этом дверью. Все позади меня осталось в клубящейся пыли. Все это ушло: ночь, звезды и песня, в которую я вдохнул жизнь.

Глава 34

 КОУЛ •

Я вел машину.

Часть меня хотела продолжать ехать. Другая часть меня хотела остановиться.

Я не знал, что было хуже.

В конце концов, я больше не мог сфокусироваться на дороге, так что просто вернулся в квартиру. Я немного переживал, что там окажутся камеры, но на подъездной дорожке было темно, как и во дворе.

Я взбежал по лестнице к своей квартире и открыл дверь. Мои пальцы начали замерзать. Все во мне дрожало.

Я без особых усилий возобновил в памяти лица моих родителей. Они наверняка считали, что я ненавидел их.

Я не ненавидел их. Я просто не хотел больше никогда их видеть. Это было не одним и тем же.

Мой телефон зажужжал, оповещая, что пришло сообщение. Стоя в небольшой темной гостиной, я просмотрел его.

Джереми: ?

Я хотел, чтобы это было сообщение от Изабел, но это было не оно.

Я должен был сказать ей правду. Я убежал от своего прошлого и где оно настигло меня?

Там же, где я начал.

Доверять тебе?

Я не знал, как сделать это с моими родителями и без Изабел.

Я не знал, зачем делать это с моими родителями и без Изабел.

Я чувствовал внимание скрытых камер на себе, так что пошел в ванную и закрыл за собой дверь. Я сжал руки в кулаки. Потом я расслабил их и защелкнул замок. Кто-то вынул разобранные скрытые камеры из раковины. Было трудно вспомнить, чтобы меня это волновало.

Со мной было что-то не так.

Человеческий организм не хочет нам навредить. Мы запрограммированы на то, чтобы чувствовать себя плохо при виде крови. Боль — тщательно организованный химический процес, который удерживает наше тело живым. Исследования показали, что люди с врожденной анальгезией — неспособностью чувствовать боль — откусывают кончики своих языков, царапают свои глаза и ломают кости. Мы — чудо обследований и балансов, которые помогают нам продолжить существование.