— Ты когда-нибудь видела цыганку с голубыми глазами? — Эмили перевела взгляд с пожилой женщины, на девушку, которая сейчас к ней обращалась. Ком, подступивший к горлу, не позволил ей сказать ни слова, поэтому она просто отрицательно покачала головой. — Сейчас ты можешь на неё посмотреть. Вот я, перед тобой! — она улыбнулась. И эта улыбка была такой дикой, сумасшедшей, даже сам Пеннивайз не мог одной лишь мимикой нагнать столько жути. Женщина, которая стояла с ней рядом, засмеялась, но не пугающе, искренне. Но вот когда она совсем близко подошла к девочке, та даже вздрогнула.

— Жарко же, снимай кофту, — и она попыталась стянуть с неё легкую накидку, под которой была майка.

— Нет-нет, я тепло люблю, — даже по голосу можно было понять, что её невероятно напугали. И крепко держа кофту на себе, она отсела подальше. Тогда женщина хмыкнула и, потянув «цыганку» за руку, принялась танцевать с ней вальс. Все это казалось самым страшным кошмаром, Эмили боялась пошевелиться от всех взглядов, которые были прикованы к ней. Она бы сейчас все отдала, чтобы заменить этот ужас на те сны, где Пеннивайз поедал её, пугал, принуждал… Да что угодно, только не это!

— Ты не бойся Николь, она просто заботится, — сказала старушка, которая была с другой стороны от Эмили, около стены. Она казалось не такой, как остальные. В её глазах виднелась адекватность, да и вообще ей хотелось довериться.

— Я… Не боюсь, просто непривычно, — она пыталась привести голос в порядок. Как ни странно, с этой женщиной ей удалось более менее прийти в себя, она не отталкивала, как остальные, наоборот, пыталась успокоить. Эмили удивлялась, что вполне здоровый человек делает в этом месте.

Когда погасили свет, и все лежали на своих кроватях, по щекам девочки катились слезы. Она беззвучно плакала от беспомощности, от боли, моля всех богов помочь ей, мечтая проснуться дома, в родной кровати. Погрузившись в сон, она не сразу поняла, что происходит.

Такая знакомая канализация, знакомые запахи, знакомый клоун. Пеннивайз стоял на сцене, с которой когда-то показал девочке смерть отца. Он выглядел злым, но не устрашающим.

— Пеннивайз… — она прошептала его имя, как будто он — единственное спасение от всех невзгод. Слёзы подступили к глазам, а отчаяние давило с новой силой. Эмили хотела побежать к нему, но не могла сдвинуться с места, — ты нужен мне! Я потеряна, я не знаю, что делать!

— Я разочарован в тебе, Эми. Ты ни с чем не способна справиться. Ты бесполезна! — он говорил это с такой холодностью, что внутри неё что-то оборвалось.

Эмили была убита, растоптана, эти слова лишили её какого-либо смысла существовать дальше, причиняли столько боли. «Бесполезна, бесполезна, бесполезна…» — отовсюду слышалось это слово. Оно вгрызалось в сердце, уничтожая последние чувства.

Этот тяжёлый сон прервался, так как девочка почувствовала чьё-то дыхание на своем лице. Она резко открыла глаза и вздрогнула, к ней склонилась женщина, которая пыталась стянуть с неё кофту прошлым днём.

— Ты пахнешь страхом, — как ледяной водой эти слова обдали Эмили, внушая крайнюю степень уязвимости. Девочка надеялась, что, проснувшись, окажется дома, но она по-прежнему была в лечебнице. Женщина улыбалась. — Там зовут пить таблетки.

В этом месте дни тянулись невероятно долго, Эмили то и дело ждала вечера, когда выключат свет и можно будет заснуть, на несколько часов забыв о том, где она находится. Только в одну ночь выспаться не удалось совсем. Одна женщина стояла у двери, требуя у санитарок чего-нибудь поесть или покурить. Она говорила, что умрет, если не съест хотя бы что-то. В этой пожилой женщине играл нездоровый аппетит. Видимо, от таблеток, которые ей прописали. С каждой просьбой она становилась все громче, поэтому санитарке пришлось дать ей хоть что-то, предупредив о том, что этот перец очень острый, и его невозможно есть.

— Суки! Проститутки! Обманули бабку! — четко и с расстановкой говорила она, выплюнув острый перец. Эмили смотрела на то, как она ходит по палате из стороны в сторону, это даже усыпляло.

Но тяжёлые и долгие дни прекратились, когда девочке прописали уколы. Тогда нескольких человек позвали в процедурную, чтобы вколоть что-то. Одна за одной входила, получала свою дозу психотропного средства и выходила. Неспешно подошла очередь Эмили. После этого укола девочку сразу окутало непонятное состояние. Перед глазами все плыло, а качало так, будто она в стельку пьяная. Девочка еле успела добраться до своей кровати, прежде, чем упасть в долгий сон.

После этих регулярных уколов Эмили потеряла счёт времени, она забыла, какое число, какой месяц, и как долго здесь находится. Все происходящее казалось каким-то воспоминанием, которое бездумно летело вперед. Несколько раз Мэгги приходила к дочери, передавала вещи, но встретиться им не разрешали.

В один из таких моментов бабушка, которая все это время лежала на соседней кровати, начала свой монолог о том, что её беспричинно сюда положили. Она говорила о том, что убивала молодых девушек и пила их кровь, чтобы становиться моложе. А когда она сказала, что выпила бы и кровь Эмили, то ужас снова сковал её тело, даже не смотря на действие этих уколов. Она осознавала, что та была с ней доброй чисто из привычки, чтобы добиться её расположения, а потом убить. Когда пожилая женщина безумно улыбнулась, Эмили провалилась в очередной долгий сон.