Шрифт:
— Нет, я бы не посмел пойти на такое. Эта девушка была мне слишком дорога.
— Почему Вы решили скрыться от властей? Ваша мать сказала, что в тот роковой вечер Вы примчались домой не в самом лучшем состоянии, собрали вещи и сбежали, ничего ей не объяснив.
— Я растерялся. Не знал, что делать и как лучше поступить. Первое, что пришло мне в голову, — бегство. Знаете, это ведь сработал инстинкт самосохранения. Я знал, что тюрьма неизбежна, что власти меня найдут, но все равно под страхом быть пойманным сбежал. Сейчас я об этом сильно сожалею… Если бы я не уехал, то конец был бы не таким трагичным.
— Верно. Чистосердечное признание сможет смягчить приговор, но тот факт, что Вы сбежали и скрывались… Даже не знаю. В любом случае Вам светит немалый срок. Возможно, даже пожизненное лишение свободы. Все зависит от судей и их решения. И насчет адвоката… Ваша мать, госпожа Пак Джиен…
— Нет, — перебил Тэхен, — мне не нужен адвокат. Глупо защищать и оправдывать того, кто сам признался в содеянном. Я готов на любую меру наказания, которую примут судьи.
Следователь был удивлен. Он уставился на юношу и замер. Только дурак отказался бы от лучшего адвоката Сеула, от профессионала, который мог бы совершить чудо. Тем более Джиен являлась матерью Тэхена и уж точно постаралась бы на все сто процентов.
— Что же, это Ваше решение, — следователь захлопнул черную папку. — Судебное разбирательство состоится через пару часов.
В зале суда было шумно. На свои места приходили люди, без которых судебный процесс не мог состояться: прокурор, судьи, секретари, охрана, присяжные заседатели, свидетели и прочие лица. Тэхен сидел в специально отведенной для него комнате и ждал. Ладони начали намокать, по виску скатилась капелька пота, сердце то замирало, то начинало биться с бешеной скоростью — появилось внезапное волнение. Парень смотрел на свои дрожащие руки, которые были скованы тяжелыми наручниками, и не понимал, почему он раньше не испытывал никакой паники, никакого страха, и в самый важный момент к нему неожиданно пожаловал мандраж. Он надеялся, что это последний рывок перед освобождением от вечных душевных терзаний. Верно говорят: ожидание хуже смерти.
Когда все сели по своим местам, когда гул утих и суматоха исчезла, к Тэхену зашел охранник. Он велел ему встать и проследовать за ним. Юноша послушался и смиренно побрел за мужчиной в форме. Они шли по длинному темному коридору. Их шаги отражались чеканным эхом и ежесекундно приближали Тэхена к неминуемой судьбе. Он шел, опустив голову, и смотрел себе под ноги. Сколько пути прошли эти ноги… И все зря. Теперь они перекрывались запястьями, окутанными металлическими оковами. Пройдет несколько мучительных часов, и конец свободе. Конец прогулкам, творчеству, встречам, смеху и простым житейским радостям, друзьям, семье, светлому будущему и надеждам на что-то прекрасное. Тюрьма — этим все сказано. Момент настал.
Тэхена ввели в просторный зал. Он остановился в дверях и поднял голову. Его глаза дрожали и были влажными, руки тряслись, а ноги превратились в невесомую вату. Хотелось расплакаться и упасть замертво, но он держался. Тэхен оглядел всех присутствующих: здесь были его мать, родители Хосока (он сам не захотел приходить и предпочел остаться дома), родители Нам Суен и их соседи-свидетели, тот самый мужчина из пекарни, который застал преступника в тот вечер у столба под дождем, и прочие люди. Когда Джиен увидела своего сына, то дернулась и хотела рвануть к нему, но ее удержала охрана.
— Сынок! Господи, мой мальчик! Ну почему, почему ты отказался от моих услуг?! — кричала она в отчаянии и плакала, пытаясь вырваться из крепких рук охранников. — Пустите меня к сыну! Пустите!
— Ваш сын наслал на всех нас страшную беду… — сквозь зубы процедила мать Хосока и убитого Чонгука. Она тоже плакала, плакал и ее муж, но он делал это по-мужски — про себя, не показывая своих внутренних слез. — Надеюсь, его повесят.
— Да как Вы можете такое говорить?! — взмолилась Джиен. — Вы же мать, Вы должны понять!
— Я потеряла сына. Вас ждет та же кара, — эти слова были подобны проклятию и разразились громом в судебном зале.
Родители же Нам Суен молча сидели и обнимали друг друга. Казалось, что у них нет сил даже на то, чтобы просто говорить. Они испепеляли глазами Тэхена и его мать, мысленно желая им только самое плохое — это читалось по их увядшим, бледным лицам.
— Тишина в зале суда! — прикрикнул один из судей, стукнув молотком по столу. — Проведите преступника в кабину.
Охранник мягко подтолкнул Тэхена в нужную сторону. Парень не мог оторвать глаз от матери, но когда ощутил еще один толчок — более грубый, то опустил голову и прошел на свое застекленное место. Все смотрели на него убийственно, злобно, яростно, ненавистно, пренебрежительно, и это очень ранило и унижало, но лишь одна пара глаз продолжала смотреть на него с любовью — теплый, родной взгляд матери, которая никогда не предаст и всегда будет отстаивать права своего сына, даже если тот убил человека и стал врагом некогда близких людей.
— Идет слушание по делу номер триста сорок шесть. Убийство по неосторожности, бегство и попытка скрыться от властей. Прошу всех сесть.
Трое судей, которые восседали за огромным, длинным столом, надели очки, раскрыли папки и велели начать разбирательство. Секретари приготовились записывать, свидетели — давать показания, а прокурор — выдвигать обвинения и предоставлять улики, доказательства. Тэхен не понимал, к чему все это, ведь он сам во всем признался. Можно же сразу посадить его в тюрьму, но процесс должен быть формально оформлен и зафиксирован.