В тот вечер, возвращаясь из аптеки, он столкнулся у парадного с Ниной Барвинок, которая спешила из их дома.

— Стоп, — обрадовалась Килина Сергеевна. Ее подозрение, что в тот вечер у Журавля была машинистка Нина, подтвердилось. — Когда это было? В котором часу?

— Где-то в восемь, может, в начале девятого.

— Вы что, Анатолий Трофимович, смотрели на часы? — удовлетворенно взглянула на старика Килина Сергеевна.

— Нет, — ответил тот. — Да и часы у меня только дома. На руке не ношу. Вот, — он показал на большой круглый будильник, стоявший на старинном «боженковском» буфете, купленном, видно, еще в дни молодости. — Просто лекарство было обещано на семь часов, но я повременил, пошел позже, чтобы, если не готово, не ждать в аптеке, мотаться взад-вперед мне тяжело. Двинулся где-то в половине восьмого, пока доплелся, пока получил, пока вернулся… Я эту дорожку в аптеку теперь часто меряю, знаю, сколько времени надо, чтобы дойти. Так и считайте, минут пятнадцать туда да столько же назад, хожу я медленно. Да минут пять в очереди постоял…

Килина Сергеевна повторила:

— Восемь, начало девятого… А вы не ошиблись, Анатолий Трофимович? Ведь темно уже было на улице. Может, обознались, показалось, что она.

— Нет, нет, та самая женщина Антона, слышал, машинистка. Я ее в лицо хорошо знаю. Потому что часто видел, как она к нему заходила или шла от него к лифту… У меня в двери глазок есть, как загремит лифт, я и гляжу… авось, думаю, ко мне кто пожаловал… Да все не ко мне… Некому, да и нечего… Только раз в месяц пенсию приносят, но я свой день знаю. И не темно было. У парадного лампочка горит. У Журавля тогда еще сосед, Вячеслав, сидел…

— Павленко? И он, значит, в это время был?! — огорченно произнесла портниха. Это разрушало ее предположение, которое несколько минут назад, казалось, подтверждалось, что преступление совершила машинистка. — Откуда вы это знаете, Анатолий Трофимович? — чуть ли не умоляюще, еще надеясь, что старик напутал, спросила она.

— А я отдыхаю на своей площадке. Спешить уже некуда, — грустно произнес он. — Разве что к моей… Стоял и слышал голос Вячеслава. Он что-то выкрикивал, было слышно и в коридоре, а голос его я хорошо знаю…

Коляда еще что-то говорил, что-то о том, какой особый голос у Павленко, поэтому его всегда отличишь, но Килина Сергеевна уже не слушала. Голова ее шла кругом. Если Нина ушла раньше, а в квартире Антона оставался Вячеслав Адамович, то она ошибается и даром грешит на Барвинок. Ох как ей не хотелось встречаться с машинисткой и расспрашивать ее. Уж лучше спросить самого Вячеслава Адамовича. И тогда она решилась поговорить с ним, благо живет рядом! Он-то и сможет ей все объяснить.

И, попрощавшись с больным стариком, Килина Сергеевна покрутилась несколько минут на лестничной площадке, раздумывая, не слишком ли глубоко влезает в чужие дела и не следует ли остановиться. Но желание разобраться во всем и неистребимая неприязнь к машинистке, в свое время нарушившей их свободный союз с Антоном, победили.

Дверь ей открыл не Вячеслав Адамович, а его жена, которую Христофорова раз или два видела у Антона, когда та заходила забрать мужа домой, и знала о ней со слов Журавля, как о женщине скрытной и не очень любезной.

— Меня зовут Келя Сергеевна, — представилась портниха. — Здравствуйте! Вы меня знаете?

Варвара Алексеевна, подумав, кивнула. Она даже попыталась изобразить на лице доброжелательность, но мешал пустой взгляд ночной птицы, которая днем ничего не видит.

— Вы извините, я хотела побеседовать с вашим мужем, — произнесла портниха, к своему удивлению, не в обычной решительной манере, а тихо, совсем не напористо.

Наступила короткая пауза. Варвара Алексеевна продолжала стоять молча, словно приглядываясь и не до конца узнавая посетительницу.

— Его нет, — наконец проговорила она.

— Как это «нет»? — удивилась Килина Сергеевна, вспомнив о том, что суббота — выходной и люди обычно дома.

— Он в командировке.

— В командировке? — «Вот почему не пришел хоронить приятеля», — подумалось портнихе. — А когда вернется?

Варвара Алексеевна развела руками.

— Тогда я должна с вами побеседовать. — К Килине Сергеевне вдруг вернулась ее обычная решительность, и, наступая на хозяйку, она буквально втиснулась в квартиру. Мигом оглядевшись, не ожидая приглашения, уселась на диван. — Вопрос важный, и нам следует поговорить.

Варвара Алексеевна продолжала стоять рядом, словно ожидая, что непрошеная гостья все-таки уйдет.

— Это касается вашего мужа… и связано с гибелью Антона Ивановича.

Услышав это, Варвара Алексеевна тоже опустилась на краешек дивана. Глаза ее уже не были похожи на глаза слепой птицы, в них зажегся сердитый огонек.

— Что за чепуха!

— Один вопрос: когда ваш муж возвратился от Антона Ивановича в среду, вечером, в котором часу? Не говорил ли он, что там, в квартире, осталась Нина, машинистка из института?

— А вам какое до этого дело?! — вспыхнула Варвара Алексеевна. По выражению ее лица с черными, сдвинутыми, как крылья, бровями можно было предположить, что она сейчас поднимется и вышвырнет из квартиры наглую посетительницу.

Но она этого не сделала и, сдержавшись, изобразила на своем лице удивление.

Помявшись, подыскивая слова, чтобы как-то помягче выразить свою мысль, и не найдя их, портниха ляпнула:

— Все дело в том, что Антон Иванович не случайно угорел. Там, по-моему, произошло убийство.