Шрифт:
Он всё ещё надеялся, что она не заметила его взгляда, но она подплыла к нему, обняла руками за плечи и прошептала:
— Не смущайся ты так…
— Разве я выгляжу смущённым?
— Да ты… красный… как… морская звезда!..
Последние слова были произнесены в перерывах между страстными поцелуями.
…Старый чёрный рак выбрался из-под коряги, с трудом работая закостеневшими лапками. Какое-то волнение воды разбудило его. Он поискал близорукими глазами источник беспокойства, обнаружил его висящим у самого «неба» — так называли озёрные обитатели грань своего мира. Уставившись на два тела, слившихся воедино, он в недоумении пошевелил усами и поспешил зарыться в грязь.
Глава 2
Девушка проснулась, больно стукнувшись о деревянную стенку головой, — фургон подбросило на камне. Она подтянула колени и, обняв их руками, приникла к коленной чашечке щекой.
«Проклятые селяне»! — с безразличием подумала она.
Крытая повозка снова подскочила на колдобине, и оттого человек, лежащий у противоположной стенки перевернулся и рука его, откатившись, коснулась щиколотки девушки, обожгла её запредельным холодом.
Девушка брезгливо оттолкнула руку мертвеца пяткой.
«Ну вот. Ещё одним покойничком больше», — подумала удовлетворённо.
Ещё один примкнул к рядам, — точнее, к штабелям, — тех её попутчиков, что были сложены в торце фургона.
«Чёртов колдун! И как он узнал? От деревенского недоучки никак нельзя было ожидать такой силы»…
Надо действовать.
Она поднялась и забарабанила кулачками в маленькое окошко, задвинутое ставнем. Минут через десять торговец не выдержал шума и, спустившись с крыши, откуда управлял забитыми клячами, впустил внутрь клетушки лучи дневного светила, озлобленно рыкнул:
— Ну что тебе?
— Последний умер! — побольше забитости в голосе. И униженности. Они это любят…
— Радуйся, что когда я посадил тебя к ним, большая часть уже догнивала, а другие так ослабли, что были уже ни на что не годны! Иначе они занялись бы тобой вплотную… — он хотел задвинуть окошко.
— Господин, если вы не дадите мне еды, то и я умру! — быстро выкрикнула она. Добавить слезу в голос. Только не переиграть!
— Мэтры жрецы заплатят мне и за мёртвых! Ещё тратить на тебя добрую пищу! Подыхай поскорее — буду ехать в тишине…
— А может, мэтры жрецы заплатят больше за меня живую? — она немного отступила, давая ему рассмотреть себя всю, с головы до ног.
Торговец оценивающим взглядом провёл по ней.
— Как же! — хмыкнул он. — За такую, как ты…
Трупоторговец закрыл оконце, и некоторое время фургон ехал дальше. Однако мысль, умело посеянная в заплывшие жиром мозги купчишки, взошла и бурно заколосилась под солнцем жажды наживы; на крыше фургона послышалось шуршание развязываемых тюков. Вскоре трупоторговец вернулся и просунул в узкое окошко тарелку с кусками протухшего мяса.
Девушка привстала на цыпочки, пытаясь дотянуться до тарелки. Трупы были сложены как раз под окошком.
— Ближе подойди! А то брошу — будешь с пола жрать…
— Боюсь! — взвизгнула девушка. Немножко испуга…
— Ничего они тебе не смогут сделать! Пока над ними мэтры жрецы не поработают… — торговец ухмыльнулся и протянул руку с блюдом чуть дальше, чем следовало.
…Мощный рывок вдёрнул его в окошко по плечо; торговец трупами жутко закричал, когда на его запястье сомкнулись клыки.
…После того, что между ними было, он не мог бросить её в беде. Надо срочно добраться до какого-нибудь города, взять повозку, бочку с водой и двигать обратно. Он спасёт русалку, чего бы ему это ни стояло.
Вдалеке показалась чёрная точка. Безымянный воин поглядел на неё из-под руки, но свет кометы по-прежнему мешал ему разглядеть подробности, необходимые для идентификации предмета.
Воин стукнул коня пятками и поскакал к тёмной точке неизвестного происхождения.
Фургон. Чёрный, без окон. Объехав его, воин увидел двух павших лошадей, запряженных в него. Поводья от них шли к ноге сидящего на скамье человека, зажимающего левой рукой замотанную тряпками культю правой. Вся стенка повозки, скамья, были покрыты толстой коричневой коркой.
Безымянный спрыгнул с коня и подошёл к торцевой стенке с маленькой дверью, примеченной им раньше. Пришло время узнать, что вёз несчастный прежде, чем зубы неведомого — как часто это слово! — отгрызли ему руку.