Шрифт:
Никакое другое слово не могло передать того, что произошло. Она не ушла, не убежала и не улетела. Строго говоря, она даже не исчезла. Просто она там была, а в следующую секунду ее там не стало.
Стронг остановился. Усилие, потраченное им на то, чтобы взобраться на ветвь и пройти по ней несколько шагов, было ничтожно малым, однако он весь покрылся испариной. Он ощущал пот на щеках, на лбу и шее; он ощущал его на груди и спине, он ощущал влажное прикосновение взмокшей от пота древорубашки.
Он достал носовой платок и вытер лицо. Сделал шаг назад. Другой. Дриада не материализовалась. Там, где она только что стояла была лишь густая листва. И солнечный блик.
Из приемника раздался голос Райта:
— У вас все в порядке?
Стронг секунду колебался.
— Все отлично, — наконец проговорил он. — Произвожу небольшую разведку.
— Как она выглядит?
— Она… — Стронг вовремя сообразил, что Райт спросил о ветви. Он снова вытер лицо, скомкал платок и засунул его в карман — Она огромна, — ответил он, когда уже смог положиться на свой голос. — В самом деле огромна.
— Ничего, мы его одолеем, это дерево. Нам и раньше попадались и не маленькие.
— Но не такие гиганты, как это.
— И все-таки мы с ним справимся.
— С ним справлюсь я один, — заявил Стронг.
Райт усмехнулся.
— Не сомневаюсь. И все же мы будем поблизости на тот случай, если… Вы готовы к подъему?
— Одну минуту.
Стронг поспешил к лифту.
— Пускайте, — сказал он.
На пятисотфутовой высоте ему снова пришлось забросить трос, потом еще раз, когда он поднялся до пятисот девяноста. В шестистах пятидесяти футах от земли листва поредела, и он смог метнуть трос более, чем на сто пятьдесят. Он уселся поудобнее, чтобы насладиться подъемом.
На высоте около семисот футов он оставил на одной из особенно толстых ветвей древопалатку, одеяла и обогревательный прибор и все это крепко к ней привязал. Всегда лучше ночевать на больших ветвях. По мере того, как он поднимался, ему лишь изредка удавалось увидеть деревню. Основную часть ее скрывала листва, но порой перед его взором возникали крайние домики, за которыми до самого горизонта простирались обогащенные химикатами поля. Растительность едва только пробивалась, и поля были покрыты золотистой щетиной крохотных стебельков недавно посеянной пшеницы — эндемической разновидности, которая росла только на Омикроне Сети-18 и нигде больше во всей галактике. К середине лета пшеница созреет, и колонисты снимут еще один из тех сказочно обильных урожаев, которые постепенно превращали первое поколение поселенцев в миллионеров.
Он мог разглядеть снующие на задних двориках крохотные фигурки домохозяек и жуками ползущие по улицам жирокары. Он мог разглядеть детей, которые казались отсюда величиной с головастиков, — они плавали в одном из бассейнов. Для полноты картины не хватало только маляра, красящего дом, или чинящего крышу кровельщика. Их отсутствие объяснялось очень просто: эти домики никогда не требовали ремонта.
Во всяком случае. Так было до сегодняшнего дня.
Дерево, которое пошло на их строительство и качество работы не имело себе равных. Стронг побывал только в одном из домов — в местной церкви, которую колонисты превратили в отель, но хозяин отеля (он же мэр деревни) заверил его, что, в сущности, отель представляет собой лишь увеличенную и чуть богаче декорированную копию других зданий. Нигде раньше Стронг не видел такой безукоризненной отделки дерева, такой совершенной панельной обшивки. Все было идеально продумано, и сливалось в единый ансамбль, и невозможно было определить границу между фундаментом и полом, между опорными балками и стенами.
Стены переходили в окна, окна переходили в стены. Лестницы не просто спускались: они словно струились окрашенными под дерево потоками. Что же касается искусственного освещения, то свет испускало само дерево.
Разведывательный Отряд, признав аборигенов примитивными, основывал это заключение главным образом на том, что (и это, по мнению Стронга, было в корне ошибочно), что они научились обрабатывать металлы только на позднем этапе своего существования. Но пыл, с которым колонисты мечтали сохранить эту единственную уцелевшую деревню (на что было получено разрешение Департамента Галактических Земель), красноречиво свидетельствовал о том, что неумение местных жителей творить чудеса из железа и меди с лихвой возмещалось их способностью творить чудеса из дерева.
Перед тем, как покинуть лифт, Стронг еще три раза забрасывал трос; теперь, стоя на ветви, он надел пояс верхолаза и с помощью специальных замков-защелок прикрепил к нему нужные инструменты. Потом он отцепил от основания лифта конец шнура и защелкнул карабин у правого бедра.
Он находился сейчас примерно в девятистах семидесяти футах от земли, и дерево уже уменьшалось до размеров стройной американской сосны.
Стронг прицепил к концу шнура с кольцом древощипцы. Покончив с этим, он огляделся, отыскивая глазами подходящую для седла развилку. Он нашел ее почти сразу. Она находилась над ним в пятнадцати футах, и ее положение обещало ему удобный доступ к интересующей его сейчас части дерева — к последним девяносто футам.
Забросив веревку, он поймал другой ее конец, змеей скользнувший вниз, и сплел седло.
Стронг сел в седло не сразу. Он устроил себе десятиминутную передышку. Откинувшись назад в развилке, через которую проходил шнур, он закрыл глаза; но сквозь веки все равно проникало солнце; солнце, и листья, и цветы, и ярко-голубые кусочки неба.
С расположенной выше развилки, слегка колыхаясь в порывах утреннего ветерка, точно серебристая лиана, свивала длинная седельная веревка. Развилка находилась на двадцать футов ниже самой верхней точки дерева и более, чем в тысяче футов от земли.