Многие поколения наших соотечественников изучали процесс движения истории, как шагание по лестнице, а иногда и перепрыгивание через ступеньки. Вот так бодро от эпохи к эпохе человечество продвигается все время вперед, а впереди у него — ясно, что? — счастливое светлое будущее — коммунизм. Радостно было жить с этой лесенкой, морально радостно: светлая цель подтверждалась таким взглядом на историю — от эпохи к эпохе и все время вперед и вверх. И в этом смысле средневековье рассматривалось однозначно — новая, более прогрессивная эпоха, или общественно-экономическая формация после рабовладения.

Но сегодня очевидно, что такой взгляд на историю ошибочный. Если бы движение человечества было все время от одного общества, менее прогрессивного, к более прогрессивному, мы сегодня, после семи тысяч лет цивилизованного развития, наверное, жили бы не так. Но прогресс в истории — понятие сложное, и вряд ли он осуществляется таким прямолинейным способом, я лично очень сомневаюсь в наличии такого вертикального прогресса в истории.

Рельеф из Хорнхаузена, около 700 года, музей Халле

Укрепленное селение древних германцев с рвом и сторожевой башней

И западно-европейское средневековье это встреча двух очень разных миров, разных цивилизаций — античной и варварской, и, в сущности, брак недобровольный, скорее насильственный, но и от таких браков рождаются дети! А от этого соединения двух, казалось бы, малосоединимых миров родилось дитя — средневековая цивилизация Запада. Ибо именно в Западной Европе переход к средневековью осуществлялся в феноменальных условиях: рухнула яркая античная цивилизация (не только римская, а именно античная, потому что Рим ассимилировал, объединил, поглотил великую греческую культуру, впитав се лучшие достижения). Она казалась вечной, незыблемой, современники нисколько не сомневались, что она будет всегда. Вечный Рим — это убеждение, а не просто слова. И вот тот мир рухнул. И самым страшным образом, ибо на его руинах, блистательных и прекрасных, расселились натуральные варвары — дикие германцы, подталкиваемые другими народами, дикари, скачущие на неоседланных лошадях, едящие руками, не знающие грамоты и не нуждающиеся в ней. Вот почему, кстати, они с такой детской жестокостью жгли, ломали, крушили Рим, им это было не нужно и не понятно. Раз они не умеют читать, зачем рукописи? Раз они привыкли жить в жалких хижинах, зачем дворцы? Они и не нужны. Человек, земля и домик на этой земле — вот нормальная жизнь.

Кирпич из храма с изображением дракона

Украшение корабля е виде головы зверя из Осберга. Первая половина IX века, музей Осло

Мавзолей Теодориха в Равенне, 526—530 годы

Но и кроме этого. Они ненавидели Рим. Это был знак великого угнетателя, ибо римляне не только верили, что они хозяева мира, они и вели себя как хозяева мира. На протяжении многих столетий свое окружение они называли варварским и демонстрировали и утверждали свое превосходство, свою железную волю, покоряя область за областью, народ за народом.

Да, в III веке Рим прекратил свои завоевания. Но эпоха не заканчивается так, чтобы люди уснули при римской античной культуре, а проснулись — всё чудесным образом переменилось: стоят замки, скачут рыцари, крестьяне пашут земли и несут феодалу оброк. Уход одного мира и встреча его с другим — это целая эпоха. В категориях современной науки это называется глобальным историческим синтезом, ибо в общем-то вся история осуществляется через синтез культур; мирный он или враждебный — это не так уж и важно. Но бывают эпохи, когда это явление абсолютно доминирующее. К таким относится и эпоха падения Западной Римской империи, и расселение на ее территории варваров.

Деревянная фигура, покрытая листовым золотом. Мощехранилище Сент-Фой.

Давайте припомним, что происходило. Римляне отгородились от всего мира огромными валами, сопоставимыми с Великой Китайской стеной, и развивались как культура, замкнутая и враждебная окружающему миру. Но слабея постепенно экономически и в военном отношении (ибо предел управляемости был достигнут и предел целесообразности использования рабского или близкого к тому труда достигнут был тоже), они теряли свою замкнутость, и на них прямо влияла варварская культура. Началась варваризация, сначала внешняя — в костюме. Все чаще римляне, особенно легионы в далеких холодных краях, надевали варварские штаны. Вообще это невозможный костюм для римского пространства. Почему? Да потому, что, родившись в стране с теплым климатом, эта цивилизация сложила свой тип одежды со времен греков. А придя затем в другие страны, они стремились ее сохранять, потому что костюм этот резко противопоставлял их окружающему миру, подчеркивая, что они не такие.

Затем шла варваризация духовная, внутренняя. Дело в том, что многосотлетнее положение закрытой и доминирующей цивилизации сформировало особый нравственный кодекс. Античный мир разделил всех не только на римлян, греков и варваров, но и на людей и нелюдей. В римской классической теории раб — вообще не человек.

Реликварий в виде статуи, отчеканенной из листового золота в деревянной оправе.

Но само разделение на людей и нелюдей наносит глубочайший нравственный урон всему обществу, его морали. Всегда рождаются люди, которые не принимают даже удобное и традиционное. В самом римском обществе появляются люди (а может, они были и всегда, но мы знаем о них, начиная с рубежа веков), которые начинают явно и глубоко сомневаться в возможности делить людей таким образом. Они появились и в зените греческой культуры, и в зените римской. Например, Сенека, император Марк Аврелий, то есть даже на самом верху этой пирамиды. А дальше — бунты рабов. Например, спартаковское восстание, это почти три-четыре года адской войны, в которой рабы выдвинули, в сущности, только один лозунг; «Мы — люди! Мы свободны!» У них не было никакой конструктивной идеи, но сам порыв к свободе увековечивает это событие. Ради свободы они шли умирать. Можно ли их рассматривать как примитивных людей? Ведь расширяя свои владения, римляне подчас обращали в рабство людей интеллектуальных, рабами становились философы, учителя, музыканты, актеры, во многом сопоставимые с римлянами, а чаще превосходившие их в нравственном или интеллектуальном отношении.

Вот он — кризис, дикое противоречие между незыблемой уверенностью в вечности Рима и в том, что происходит в жизни! Кризис в умах, трагическое ощущение рушащегося вечного мира — это всегда вызывает нравственный упадок, нам ли сегодня в этом сомневаться? И это, безусловно, способствует варваризации.

И вот гордые римляне принимают на службу варваров и доверяют им очень важные посты.

С горя это, только с горя. Никогда бы они не приняли их к себе на службу добровольно! А вот с III века — массовое поступление варваров на службу к римлянам. Дальше — больше. Вытолкнутые жестокими и очень мощными завоевателями — гуннами из Северного Причерноморья, — готы были прямо-таки притиснуты к римской границе, и в 376 году... они получают разрешение римского императора Валента переселиться на территорию Рима.