Шрифт:
– Верно, мистер Посох провел несколько недель в раздумьях относительно того, что он как истинный мужчина содеял, – согласился(ась) Жестянка. – Но судя по всему, он уже близок к решению. По крайней мере он больше не лежит весь день у окна, вглядываясь в горизонт, чтобы узнать, не привело ли это к каким последствиям вселенских масштабов, и видя перед собой лишь бока проезжающих мимо автобусов. Они с мисс Раковиной опять что-то замышляют, и это мне не дает покоя. Почему мы просто не можем проделать путь к кораблям, и вся недолга? Мисс Ложечка – кстати, вы заметили, как похорошела она после того, как ее почистили? – мисс Ложечка в ужасе от одной только мысли о том, что ее вновь могут отправить с заданием проникнуть в частную жизнь Перевертыша Нормана. Я в первую очередь опасаюсь за нашу мисс Ложечку.
– Да ладно тебе, прохфессор, хва пудрить мне мозги. Видали мы таких героев. Так я тебе и поверил, что ты готов устроить пробежку до причала и пробраться на борт океанского судна! Спорим, что сдрейфишь?
– Я? Да никогда! Что мне терять? Да мне и так в этой жизни везло, как никакой другой консервной банке. А сейчас и без того мне уготована вечная жизнь на холсте – пусть потомки смотрят и оценивают.
– Это уж точно, – буркнул Носок. – Ты и твоя размазня Ложечка. Тоже мне Мона Лиза номер два!
Страхи Ложечки были не такими уж и необоснованными. Посох и Раковина действительно подумывали о том, чтобы еще раз отправить ее в разведку к ящичку для пожертвований Перевертыша Нормана. И дело вовсе не в том, что ближневосточные реликвии недооценивали потенциальную поддержку со стороны Эллен Черри – о чем наглядно свидетельствовали ее полотна, ее зрительные игры, ее неподдельный интерес к джентльмену, что зарабатывал себе на хлеб вращением вокруг своей оси. Дело в том, что им было известно нечто такое, о чем не ведали остальные.
А известно им было вот что – они угодили в ловушку.
Вернее, двое из них угодили в ловушку.
В свое время предметы добрались до Манхэттена дождливым, туманным осенним вечером. До этого им пришлось провести несколько дней в дренажной трубе по соседству с въездом в Линкольновский тоннель (со стороны штата Нью-Джерси) в ожидании подходящих погодных условий. Даже в три часа ночи, в плотной пелене моросящего дождя передвигаться, не привлекая к себе внимания, оказалось гораздо труднее, чем они предполагали. Вот почему когда, вслепую пробираясь к берегам Атлантики, набрели на открытые двери в святое место, они и решили устроить себе здесь временное пристанище.
Напротив собора был припаркован микроавтобус, а от него, словно меха огромного аккордеона, в церковь протянулась длинная пластиковая гармошка, чем-то напоминавшая эдемского змея. Словно искуситель каким-то чудом вырос до исполинских размеров и, горя отмщением, специально приполз сюда, чтобы сожрать мировые запасы облаток для причастия. Но истина заключалась в другом – на тот момент в соборе мыли ковры, а по шлангу внутрь поступало моющее средство. Как бы то ни было, предметы последовали за шлангом к главному входу, но, завидев в главном нефе рабочих, занятых своим делом, они, кто вприпрыжку, кто вприскочку, кто вперевалочку, кто перебежками, пустились по узкой лестнице, что вела из зала куда-то вниз. В полуподвале, который, на их счастье, привратники оставили открытым, они обнаружили еще одну дверь, и она тоже была не заперта. Раскрашенный Посох приоткрыл ее: компания проскочила внутрь и устремилась по еще одной лестнице.
Посох привык к тому, что двери в древнем мире, если не были заперты на засов, обычно свободно распахивались на петлях. Когда же ведущая в полуподвал дверь закрылась за ними, раздался зловещий щелчок. Современные двери часто бывают снабжены автоматическими замками. Язычок можно было повернуть при помощи медной шишки, круглой и скользкой. Увы, Посоху это оказалось не под силу, хотя его среди всех прочих предметов выделяла способность ловко справляться с подобными трудностями. Он несколько раз пытался открыть замок, когда другие были заняты чем-то еще. Так что если сторож снова не оставит дверь открытой – а этого за полтора года не случилось ни разу, – то у них не было никаких шансов отсюда выбраться.
Так вот, Ложечка, Грязный Носок и Раскрашенный Посох – если он, конечно, был не против оцарапать бока о железные прутья – вполне могли пролезть сквозь нее на волю. Раковина же и Жестянка Бобов были слишком толсты и при всем желании не могли протиснуться сквозь решетку. Эти двое угодили в ловушку.
Предметам требовалось время, чтобы отдохнуть и разработать план дальнейших действий. Раковине удалось убедить Посох, что к строительству Третьего Храма еще не приступали – что, кстати, подтвердила Ложечка, которая, в свою очередь, передала им то, что услышала от Бадди Винклера, когда тот распространялся про Купол на Скале. Но дело не только в Храме – стоит он там или нет. Просто им всем уже до смерти надоело сидеть в церковном подвале, зато не терпелось снова пуститься в путешествие. Единственный же способ это сделать – дождаться, когда смотритель снова откроет дверь, либо попытаться перепилить решетку – но кто принесет им пилку?
Подходящим кандидатом на эту роль была мисс Чарльз, но она вот уже несколько месяцев, как не показывалась у собора, Ложечка же не имела ни малейшего представления, где в городе находится ее квартира. Что в свою очередь означало, что им вновь придется рассчитывать на Перевертыша Нормана. Или на что-то еще, совершенно иное.
В общем, это действительно оказалось что-то совершенно иное, по той простой причине, что в тот день где-то на полповороте Перевертыш Норман вдруг неожиданно подхватил свою коробочку, блеснул роковыми синими очами, с мгновение пораздувал точеные лебединые ноздри, выпустил из поэтического рта заряд слюны, резко развернулся на грязной кроссовке и покинул сценическую площадку на Пятой авеню. Больше он туда не возвращался.