Право на вседозволенность
Все решили за нее. Ей суждено стать инкатором - безжалостным олицетворением королевского правосудия. Занять должность, одно название которой вызывает у людей суеверный трепет.
Но сперва ее наставникам нужно полностью изменить ее взгляды на жизнь, привить ей новые идеалы и принципы.
Жизнь доброй и впечатлительной девочки превращается в кромешный ад, в котором зверские пытки и убийства - повседневность, а любовь и дружба - строжайшие табу. Все, что ей дорого, немедленно уничтожается ее учителем, ведь инкатор, имеющий привязанности - слабый инкатор.
Она не знает, почему правитель выбрал для этой должности именно ее. Не подозревает, что именно от нее напрямую зависит жизнь его сына и судьба королевской династии. Она знает лишь одно - принц боготворит ее, и после смерти короля они вместе создадут справедливое государство. Но до этого часа ей придется играть по навязанным ей правилам. Только сможет ли она пройти этот путь, сохранив рассудок и не покончив с собой?
Часть 1
ПРАВО НА ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ
– Я больше не хочу рисовать!
– прохныкала девочка, сжимая в ладони острие скальпеля. Он сильно врезался в ее кожу, но боли она не чувствовала. Все ее существо заполнял отчаянный страх и отвращение к тому, что ее принуждали делать.
– Глупышка!
– ласково улыбнулся ей учитель и погладил ее по волосам длинными узловатыми пальцами.
– Это же так просто и приятно! Почти так же, как рисуешь кистью. Только вместо нее у тебя нож, а вместо холста - чья-то кожа. Чья-то, не твоя! Так чего же ты капризничаешь? Нам пора продолжать наш урок!
– Но чему я должна научиться? Причинять людям страдания?
– И это тоже, если понадобится. Но главное, ты должна научиться собирать волю в кулак и перешагивать через свои принципы ради высшего блага. Я просто хочу сделать тебя сильной!
Она судорожно всхлипнула и еще сильнее сжала скользкий от крови скальпель. Красные капли тихо разбивались о плиты пола, и она смотрела на них, только бы не встречаться взглядом с обманчиво-доброжелательными глазами своего учителя.
– Я не хочу этому учиться, - прошептала она, так и не посмев поднять головы.
– Я хочу остаться прежней... Когда же этот кошмар закончится? Ведь должен же он когда-нибудь закончиться...
Он взял ее руку со скальпелем в свою, как бы утешая.
– Как только ты согласишься принять почти неограниченную власть, - угрожающе-мягко ответил он и добела сжал девичью ладонь. Скальпель вонзился в нее еще глубже, и девочка с трудом удержала болезненный вскрик.
– Это ведь не трудно, правда?
– Его сжатие еще больше усилилось, и с пальцев ученицы полился кровавый ручеек.
– Просто скажи: я согласна стать инкатором!
– И если я это скажу, то наши занятия прекратятся?
– старательно сдерживая слезы, спросила она.
– Конечно, прекратятся, милая! Через семь лет...
Юлиана проснулась от удушья. Она силилась вдохнуть, но спазмировавшееся от немого крика горло почти не пропускало воздуха. Сердце в панике колотилось о ребра, требуя кислорода. Успокоиться никак не получалось - уж слишком тесно ее сон переплетался с реальностью. Сегодня она должна была стать ученицей инкатора Карминского - второго по значимости и первого по жестокости человека в их государстве. И принял это решение не кто-нибудь, а сам король Талинальдии Оберон, полгода назад взявший ее под свою опеку.
Она открыла глаза и попробовала сосредоточиться на мелькавшем за окном машины пейзаже, чтобы хоть в нем найти ту искру жизни, которая поможет вернуть ей радость бытия.
Некоторое время она безучастно созерцала запыленную, иссушенную до состояния соломы высокую траву и вялые от зноя деревья. Их давно потерявшие свежесть листья безвольно свисали с размягчившихся веток, словно паруса попавшей в штиль яхты. Все вокруг выглядело так, словно готовилось вот-вот испустить дух и ничуть не прибавляло оптимизма.
Ее ладонь мягко прикрыла чужая рука. Энтони, с теплотой подумала Юлиана. Единственный наследник короля и ее названный младший брат. Ласковый майский лучик, всегда согревавший ее своим преданным обожанием.
Они с Тони не просто называли себя братом и сестрой, они себя так ощущали. Понимали с полуслова, рассуждали одинаково, оба были болезненно застенчивы, равнодушны к деньгам и власти и даже чем-то схожи внешне. Только волосы Юлианы были гладкими и почти черными, а он вечно мучился с непокорной русой челкой, которую можно было удержать в нужном положении только пригоршней геля для волос. Гели Тони не любил, и поэтому ему частенько приходилось делать из своей пятерни расческу, чтобы возвращать эти упрямые пряди на место.
– Снова плохой сон?
– озабоченно спросил он, всматриваясь в ее серые как предрассветное небо глаза.
Она промолчала, только переплела его пальцы со своими. Король великодушно позволил им с Энтони в последний раз побыть наедине и сел впереди, рядом с водителем. В ушах Оберона торчали белые наушники, и он ритмично подергивал головой в такт льющейся из них мелодии. Водитель негромко слушал радио.
– Тебе так грустно из-за учебы, да?
– спросил принц.
Его голос был полон сочувствия и острого чувства вины за принятое отцом решение, на которое он так и не смог повлиять.
На ресницы девочки навернулись слезинки, и она до предела сжала зубы. Ей безумно хотелось закатить самую настоящую истерику со всеми ее атрибутами: воплями, отчаянными рыданиями и беспрестанным шмыганьем покрасневшим и распухшим носом. Хотелось топать ногами, молотить кулаками по мягкой коже сидений и кричать, что эта работа не для нее. К несчастью, Юлиана не могла себе этого позволить: она - герцогиня Делайн, истинная леди, и то, что ей всего четырнадцать и ей собираются сломать жизнь - не оправдание для такого недостойного поведения.