А.А. Брусилов

Вступление царя на пост Верховного главнокомандующего в августе 1915 г., после «горестных событий» «великого отступления», произвело на армию «самое тяжелое» впечатление. «Было общеизвестно, – рассказывал А.А. Брусилов, – что Николай II в военном деле решительно ничего не понимал, и что взятое им на себя звание будет только номинальным, а за него всецело должен будет решать его начальник штаба». Генерал, прославивший Россию одной из самых успешных военных операций за всю войну 1914–1918 гг., приходил к однозначному выводу: «Принятие на себя должности Верховного главнокомандующего было последним ударом, который нанес себе Император Николай II, и который повлек за собой печальный конец его монархии». Да и само победоносное наступление Юго-Западного фронта весной-летом 1916 г. [Брусиловский прорыв], не поддержанное соседними фронтами, принесло русскому оружию лишь локальную победу. Будучи главнокомандующим фронтом, Брусилов не простил Верховному главнокомандующему его нерешительность, «его постоянно колеблющуюся волю». Он вспоминал: «…Отсутствие настоящего Верховного главнокомандующего очень сказалось во время боевых действий 1916 года. Тогда мы, по вине верховного главнокомандования, не достигли тех результатов, которые могли легко повести к окончанию вполне победоносной войны и к укреплению самого монарха на колебавшемся престоле […] Преступны те люди, которые не отговорили самым решительным образом, хотя бы силой, Императора Николая II возложить на себя те обязанности, которые он, по своим знаниям, способностям, душевному складу и дряблости воли, ни в каком случае нести не мог» [8] .

Николай II в поезде. 1916 г.

Не служило пользе дела и курсирование Верховного главнокомандующего между Ставкой в Могилеве и столицей для решения накопившихся дел, так как к тому времени пост премьера сделался сугубо «техническим». В итоге, Николай II просто физически оказался не в состоянии ни обеспечить эффективную деятельность правительства, ни в полной мере направить свои усилия на достижение военной победы. По настоянию союзников, прежде всего – Франции, совместное наступление армий держав Антанты намечалось на апрель 1917 г. [9] Однако на военном совете, состоявшемся в Ставке 16–17 декабря 1916 г., были обозначены лишь самые общие задачи военной кампании 1917 г.: наступление планировалось начать весной, а «главный удар» по неприятелю предстояло нанести Юго-Западному фронту. Но, по свидетельству А.А. Брусилова, «решительно ничего определенного решено не было» относительно «того, в каком направлении мы должны действовать, каких целей должны достигнуть и какой маневр, в широком смысле этого слова, должны совершить». Организатор блистательного прорыва, едва не вынудившего Австро-Венгрию выйти из войны, покидал Ставку «очень расстроенный, ясно видя, что государственная машина окончательно шаталась, и что наш государственный корабль носится по бурным волнам житейского моря без руля и командира», рискуя «погибнуть ни от внешнего врага, ни от внутреннего, а от недостатка управления и государственного смысла тех, которые волею судеб стоят у кормила правления». Еще в начале октября 1916 г. Брусилов в разговоре с великим князем Георгием Михайловичем «просил» собеседника «довести до высочайшего сведения» его призыв прекратить борьбу «с Государственной Думой и общественным мнением» и «дать ответственное министерство, так как вакханалия непрерывной смены министров до добра довести не может». Поэтому в декабре он был «так сухо» встречен царем в Ставке [10] . Брусилов не знал, что великий князь Георгий Михайлович сообщил его мнение императорской чете, сопроводив его своей репликой: «Глупец тот, кто хочет ответственного министерства», – и что императрица Александра Федоровна посоветовала царственному мужу запретить генералу и ему подобным «касаться каких бы то ни было политических вопросов» [11] . Николай II не последовал совету жены и при расставании лишь лаконично уведомил Брусилова: «До свидания, скоро буду у вас на фронте» [12] . Правда, осуществлению последнего намерения помешала Февральская революция.

Армия, поднявшаяся на защиту царской власти в 1905 г., к февралю 1917 г. уже ничем не походила на монолит. К этому времени, по словам А.А. Брусилова, «вся армия, на одном фронте больше, на другом меньше, была подготовлена к революции. Офицерский корпус также в это время поколебался и в общем был крайне недоволен положением дел». В среде высшего командования царило «полное недоумение» относительно последствий «общего неудовольствия». Сознавая, что это «продолжаться не может», здесь по-разному представляли себе последствия надвигающегося кризиса. Ходили «темные слухи» о подготовке «дворцового переворота» с целью возвести на престол наследника Алексея Николаевича при регентстве великого князя Михаила Александровича или великого князя Николая Николаевича, о «главной роли» в этом заговоре начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева, «якобы» согласившегося «арестовать Николая II и Александру Федоровну». Правда, эти «темные слухи» не внушали доверия знавшим «свойства характера Алексеева» [13] . Но последующая развязка оказалась вполне будничной и прозаичной.

Несмотря на радикализацию оппозиции и ее планов, а также нарастание недовольства в войсках [включая офицерский корпус и высшее командование], императорская чета по-прежнему видела основную для себя проблему в самом существовании Государственной думы и устраиваемых думцами «скандалах». Императрицу Александру Федоровну, которая оставалась в столице и на которую царь явочным порядком возложил надзор за министрами и общественными настроениями, также очень беспокоила строптивость «придворных». «…Никто не защищает меня…», – в отчаянии писала она мужу 16 декабря 1916 г. Кроме того, окружение царицы было встревожено оппозиционными настроениями в Государственном совете, который мог стать «столь же дурным и левым, как Дума, и ненадежным» [14] .

16 декабря 1916 г. завершилась осенняя сессия Государственной думы, прославившаяся эпохальной речью П.Н. Милюкова «Глупость или измена?» [1 ноября]. Открытие следующей сессии Николай II назначил на 12 января 1917 г. Императрица добивалась более длительной отсрочки – «до февраля» [15] . В день роспуска Думы на каникулы царь отказал ей в этом пожелании [16] .

Но убийство Г.Е. Распутина, произошедшее в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г., Николай II воспринял как личный вызов, брошенный ему думской оппозицией и частью придворных кругов. Высокопоставленных убийц он именовал не иначе, как «извергами» [17] . Ответные шаги царя не заставили себя долго ждать. Николай II, похоже, внял словам супруги, уговаривавшей его: «Не мямли, милый, делай все скорее…» [18] . Проведенные им перестановки в высших эшелонах власти полностью соответствовали пожеланиям императрицы Александры Федоровны и ее приближенных. Сразу по прибытии государя в Царское Село, 19 декабря, министром внутренних дел был утвержден «слабый», но верный царской чете А.Д. Протопопов [ранее он являлся «управляющим» МВД, т. е. исполняющим обязанности министра]. Министром юстиции вместо А.А. Макарова, которому царица отказала в доверии [«он не за нас»] [19] , стал правый сенатор Н.А. Добровольский. 27 декабря ушел в отставку «ужасный», по словам Александры Федоровны, премьер А.Ф. Трепов [20] – враг Распутина и Протопопова. Преемником Трепова стал пожилой князь Н.Д. Голицын, никогда не занимавший министерских постов, но полностью лояльный государю и государыне. Военным министром вместо генерала Д.С. Шуваева, который своим рукопожатием с П.Н. Милюковым запятнал себя в глазах императрицы, был, по личному выбору Александры Федоровны, назначен генерал М.А. Беляев – «настоящий джентльмен» [21] . Пост министра народного просвещения добровольно покинул либерал граф П.Н. Игнатьев – сторонник компромисса с Думой, долгое время подвергавшийся травле со стороны правых; Игнатьева сменил выдвиженец правого лагеря – Н.К. Кульчицкий. Наряду с чисткой министерских рядов, в канун 1917 г. Николай II воспользовался своим правом назначать и сменять половину членов Государственного совета для восстановления в нем правого большинства. Из Совета были удалены 8 центристов, 4 беспартийных и 4 правых деятеля; вместо них царь назначил 18 правых, а председателем поставил бывшего министра юстиции И.Г. Щегловитова – крайне правого сановника, близкого к «Союзу русского народа».

А.Д. Протопопов

Князь Н.Д. Голицын

Лиц, подозреваемых в убийстве Г.Е. Распутина, сначала поместили под домашний арест, а затем выслали из столицы в их имения; великий князь Дмитрий Павлович был отправлен на фронт в Персию. Однако наложенное на него наказание вызвало протесты внутри царствующего дома, где сложилась собственная оппозиционная фронда. В своем письме к государю члены императорской фамилии призвали его сменить «гнев на милость». Царь был возмущен демаршем родственников. «Никому не дано право заниматься убийствами. Знаю, что совесть многим не дает покоя. Удивляюсь вашему обращению ко мне» [22] , – заявил он в ответ. Но царская отповедь не остановила фронду. В высшем обществе звучали призывы к «дворцовому перевороту» и возведению на престол великого князя Николая Николаевича, некоторые представители династии говорили «о желательности дворцового переворота» французскому послу М. Палеологу. Все это заставило царя перейти от слов к делу. Лидеры великокняжеской фронды были высланы из столицы: великий князь Николай Михайлович – в свое имение Грушевку [Херсонской губ.], великий князь Кирилл Владимирович – на Мурман, а великий князь Борис Владимирович – на Кавказ.

Наконец, 5 января 1917 г. вышел указ Николая II, отсрочивший созыв Думы с 12 января до 14 февраля. Таким образом, и это пожелание императрицы Александры Федоровны было, в итоге, исполнено.

Но реальная опасность подстерегала императорскую чету не в стенах Таврического дворца, где заседала Государственная дума. В эти дни в свою завершающую фазу вступала подготовка «переворота», никоим образом не связанная ни с думскими прениями, ни с раскладом депутатских голосов. Неутомимый авантюрист А.И. Гучков, с 1915 г. стоявший во главе Центрального военно-промышленного комитета [ЦВПК], вынашивал планы «военного переворота». Вместе со своими соратниками он налаживал связи с начальником штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеевым, главнокомандующими фронтами, другими военачальниками. Согласно первоначальному замыслу, предполагалось захватить царский поезд и вынудить царя отречься; одновременно в Петрограде, при поддержке надежной части войск, заговорщики собирались арестовать правительство и объявить о смене власти. Правда, осуществить этот план, по словам Гучкова, «было трудно технически», имелись также препятствия морального свойства – «известные принципы, верования и симпатии» [23] . Иногда Александр Иванович испытывал глубокую досаду; ему казалось, что все его усилия тщетны: «Сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но мало для реального осуществления, ибо никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось» [24] . Однако деятельности заговорщиков благоприятствовали как внутренние, так и внешние обстоятельства.

Во-первых, большим тактическим успехом крупного капиталиста Гучкова стало появление в составе ЦВПК и местных военно-промышленных комитетов активных деятелей революционных партий и рабочего движения, объединенных в рабочие группы. Главная роль в рабочих группах принадлежала умеренной части социал-демократов – меньшевикам, которые были готовы к сотрудничеству с «буржуазией», но конечной целью этого сотрудничества видели свержение «самодержавия». Таким образом, Гучков сумел обзавестись, как могло показаться, весьма полезными для себя попутчиками в борьбе с режимом, способными сплотить промышленный пролетариат под знаменами социального протеста.