Джейн попыталась посочувствовать человеку, спящему в соседней комнате. Она еще ощущала его близость – а ведь он всего лишь держал ее за руки, но никто прежде к ней так не прикасался. Теперь, слушая спокойный голос миссис Бьюдон и начиная догадываться о правде, она возвращалась к действительности. Он и меня потерял, подумала она. Выздоровею, буду несчастна.

– Вам непременно надо идти? – спросила миссис Бьюдон. – Возможно, вы правы, глаза у вас совсем больные. Вызвать такси?

– Нет, благодарю. Мне это не по карману.

– Не забудьте стихи, – сказала миссис Бьюдон и пошла за папкой. – Я уверена, они превосходны.

Джейн услышала, как в другой комнате заворочался во сне Бьюдон и что-то вскрикнул – испуганное восклицание спящего. Она не пришла к нему на помощь, а поспешила за миссис Бьюдон в прихожую. Через открытую парадную дверь виднелись ступеньки, уводившие во тьму.

– Как-нибудь пройдите мимо нашего дома, – сказала миссис Бьюдон, – и посмотрите, здесь ли мы еще.

Гулко рассыпалось эхо по террасе, вздрогнувшей от дверного хлопка. Фонарь высветил унылый фасад. В тишине улицы далеко разносился громкий звук одиноких шагов; Джейн шла по совсем пустой улице; рояль молчал. Когда Джейн села в автобус, все уставились на нее… Дома, на столике в прихожей, она нашла телеграмму. Сунула стихи за секретер, взяла телеграмму и легла в холодную постель. Ночью она вставала, зажигала лампу, перечитывала – «никого не принимает». В темноте ей мерещился голос Бьюдона: «Спите…» Под ухом в подушке глухо отдавались шорохи и скрипы, шорохи и скрипы, те, что поселяются в домах, дни которых сочтены.