Что-то всем защекотало горло, как будто слезы подступили к нему. Но не прежние слезы ужаса и бессильного гнева, от которого все раньше задыхались.

Нет. Стоило хлынуть этим новым слезам, и, наверно, сразу хорошо, легко станет на душе, как после покойного, крепкого сна…

И у первой хлынули эти слезы у Натальи.

Тихо плача, не говоря ни слова, взяла она за руку обоих братьев и пошла к дверям. Обливаясь слезами, двинулись за нею и Нарышкины, и все бояре и боярыни, бывшие при царице в покое.

Только не пошла мама с царевной Натальей, горько, неутешно рыдая и отирая глазки девочке, которая тоже плакала, хотя и плохо сознавала: отчего ей так хочется плакать? По приказанию царицы мама отнесла царевну в ее покои, в терем. Туда же увели трех братьев Натальи: Мартемьяна, Льва и Федора, которым было всего четырнадцать, одиннадцать и шесть лет от роду.

Чем ближе подходили все к той части дворца, где стояла Грановитая палата и широкое Красное крыльцо вело к соборам, тем слышнее стали крики мятежных ратников.

Страх снова прокрался в более робкие сердца, особенно тем, кто чувствовал грехи за собой.

Незаметно отстал Афанасий Нарышкин и прошел в церковь Воскресения Христова, что на Сенях государева дворца. Там он распростерся ниц перед престолом в алтаре и молился о спасении своем и всей семьи их.

Иван Кириллыч с братьями тоже отстал от всех, повернул к царицыным хоромам и заперся там, в светелке маленькой царевны Натальи, приказав прислужницам не говорить, что они здесь. Скоро к ним пришел старик Нарышкин с Андреем Матвеевым, которых Наталья и бояре послали сюда, как в более безопасное место.

Как только Наталья с сыном и пасынком показались на площадке крыльца, их так и шатнуло назад ударами ветра, кидающего тучами пыли в лицо. Но царица словно и не замечала ничего. Только прижмурила глаза и направилась прямо к каменному барьеру, который невысокой и довольно широкой стеной обошел всю площадку.

На этой стенке, доходившей до половины роста человеческого, обычно устанавливали полковой барабан дежурных полков при особом часовом для подачи сигналов всем караульным во дворце. Ветром барабан давно снесло вниз. Часовой отошел к дверям Грановитой палаты, укрываясь там от бури.

Как раз в это время, когда Наталья с сыновьями появилась на крыльце, на площади пронеслась весть:

— Царевна Софья у Аптекарской лестницы угощенье поставила гостям… Три бочки пенного пива поставлены. Пей, сколь много душа просит…

Самые бесшабашные головы кинулись на зов. Задние ряды поредели. Остались впереди люди, убежденные, что во дворце действительно совершилось преступление, желающие произвести свой суд и расправу с злодеями царскими. Поэтому, как только показалось большое шествие на верху Красного крыльца, стрельцы сами стали укрощать друг друга:

— Тише, не галдите… Идут… Бояре, кажись, нос показали… Гляди, никак, и святейший сызнова с ими… Да и царица сама… Не обманули бояре. Сказали, что выйдет… царя-де приведет с братом… Вот и есть она.

Хотя было довольно темно от бури, но кто из стрельцов не знал наряда государыни-царицы? И все невольно притихли.

Когда же по сторонам Натальи обрисовалось два детских облика, удивление стрельцов выразилось новыми криками:

— Гляди, никак, сам царь тута… И царевич с им… Гляди, братцы… Глаза отводят… Удушен царевич… А энто — другой хто?..

— Молчите… Царица говорит, никак. Не галди, ребята… Слушать дайте.

Как можно больше напрягая голос, чтобы ее услышали внизу, несмотря на шум ветра, Наталья заговорила к стрельцам:

— С чево мятеж затеяли, стрельцы государевы? Вам ли так делать надо? Пошто крамолу сеете по земле, врагам царства радость даете?.. Ложные вести поведали вам. Вот оба они, государи, живы и здравствуют. И Петр Алексеич, царь-государь, и брат ево, царевич Иван Алексеевич. Глядите, коли не верите… Вот…

По знаку Натальи Михаил Алегукович Черкасский и Борис Голицын поставили обоих братьев на самый каменный барьер — так, что со всей площади стало видно.

— Царь… Это царь наш малолетний, Петра Лексеич… Видим, знаем… Гляди, братцы, он! — закричали передние стрельцы остальным.

И даже в этом мглистом освещении издалека все узнали своеобразную фигуру, поступь и стать отрока-царя.

— А вот другой хто — не знаем, — опять закричали вожаки. — Може, он — и не он. Не часто видали батюшку царевича Ивана… Попытать бы надо…