Шрифт:
Был рядом и держал за помочь?
Я слышал шелест тихих крыл
В шуршаньи трав и ветра гуле,
Когда он мне глаза открыл
И ко Пресветлой мы шагнули.
Я видел благодатный Свет
Добра, надежды и печали,
И понял: больше смерти нет,
Для Вечной Жизни нас создали.
...Я был один. Вокруг - пустыня
С названьем "школа", "комсомол",
Но теплились в душе отныне
Тот Взгляд, тот Свет и тот Престол.
Калининград
Когда отсчитывать придётся
Остаток дней под метроном,
В сознание нырнув до донца,
Я вспомню первый в жизни дом.
Кругом развалины в каштанах,
Сады, спалённые огнём,
И зеленеют как останки,
Вовсю поросшие быльём.
А перед домом - лавка-лавка,
И по верёвке, по струне
Два моряка меня неловко
Ходить учили по стране.
Над головой увидев "раму",
Бежим: эй, лётчик, прокати!
И в пыль сточив кирпич упрямо,
Мечтали в лётчики пойти.
А во дворе булыжник скользкий,
Везде с отметинами кур,
И за плетнём - лужок, где свойски
Освоился бык-самодур.
Скрипит восьмая половица
На лестнице под прусаком,
Который возле печки снится:
Ведь для себя он строил дом.
И звали город тот нерусский
По-нашему - Калининград,
А где-то в буреломах Куршской
Скрывался немец, нам не рад.
Репатриирован навечно
Отсюда аж за три реки:
Не только им теперь, конечно,
И Кант и Гофман земляки.
И город тот как призрак детский
Мне снится окружившим дом,
И от тоски куда мне деться
По окнам, где резной проём.
***
Ещё холодные, как лёд,
В квартире трубы отопленья,
В них что-то капает и льёт,
Но толку-то!
– до омерзенья.
На улице теплей, поди,
Чем на софе под одеялом,
И чай горячий на груди
Хотя и греет, но так мало.
Как не люблю я холода!
Ведь не в Сибири я родился,
И мне ночами, как всегда,
Любимый город снова снился.
Там хорошо: зимой лишь пять
На градуснике ниже риски,
А летом... как вам рассказать:
Гуляй под солнышком без риска
Схватить плешивой головой
Удар лучами под затылок...
А тут в Москве мороз такой,
И летом воздух слишком пылок.
И лишь любимая весна
И бабье лето в три начала
Мне по душе, и не до сна
Ни днём, ни ночью - как бывало.
Городская булка
Какие звёзды! И какое небо!
О чём мальчишка мог ещё мечтать:
Чтоб белого побольше было хлеба,
Ведь не голодным же на Марс летать.
И в шесть утра будила меня мама:
– Вставай, сынок, там очередь уже!
–
А мне же снилось вычурно-упрямо:
Иду по Марсу весь настороже.
Вдруг за холмом простые марсиане:
Я от души дарю им белый хлеб,
Что в нашей булочной достался мне и маме,
По булке в руки - весь наш ширпотреб.
О детства булка, булка городская!
Как сладко пах твой тёмный гребешок!
И по дороге гребешок ломая,
С горбушкой за куском глотал кусок.
И мать прощала баловство сквозь пальцы,
До боли голод нищих ей знаком:
Война, румыны, немцы, оккупация
И ветхий дом, где покати шаром.
А как невмоготу:
– Иди-ка к крёстной,
Уж как-нибудь поесть тебе дадут,
Но всё не ешь, ведь дома плачут сёстры,
А двадцать километров - не капут.
Какие униженья испытала,
Но с голодухи всё внутри свело.