"На круизе? Вы имеете ввиду большой корабль? О, нет, нет, мы плыли на своей собственной яхте"

"По океану? На своей яхте? У вас должна быть очень большая яхта чтобы плыть по океану."

"Ну, не такая как у Трампа, конечно, но и не маленькая"

"Вот это да! На тропический остров, на своей собственной яхте..."

"А где вы проводите свой отпуск?" - спросил я ее в свою очередь.

"Обычно я проводила его у нас, в Литве, в курортном городке Паланга. Но в этом году я вряд ли туда поеду. Я не хочу отдыхать в одиночестве."

Она как-то очень грустно посмотрела на меня своими волшебными серыми глазами и мне стало ее очень жалко. Но тут, сидящий справа от меня, старый и противный, австрийский хрыч заныл о помощи и она должна была пойти к нему.

Вот ты черт! Я не успел сказать ей даже ни полслова.

"Я не хочу отдыхать в одиночестве..." Почему она так мне сказала? Наверняка, у нее нет ни мужа, ни бойфренда. Может быть они поссорились. Кто его знает? Но вот если мне опять представиться такая же возможность поговорить с ней, то ее ни в коем случае нельзя упускать.

...

В последние полчаса произошло некоторого рода событие, о котором я хочу сейчас подробно рассказать.

Слева от меня сидят две женщины - мать и ее дочка. Матери лет под пятдесят, ну а дочка примерно моего возраста. Они обе тоже из Массачусетса, из Броктона. Летят в Литву на какое-то празднество, по приглашению какого-то там комитета.

После завтрака я заметил в руках у дочки вчерашний выпуск газеты "Бостон Глоб" и уже собирался попросить одолжить ее почитать как вдруг она громко сказала:

"Мам, посмотри, тут опять статья о Стэнли Кохански и опять его критикуют"

Мать, пробежав глазами по странице и воскликнула:

"Ну что это за люди такие, эти корреспонденты!? Так несправедливо и бесцеремонно клеветать на хорошего человека! Жаль, что мы не знаем его адресса; мы бы послали ему отрытку, чтобы поддержать его. Это абсолютно необходимо во времена вот такой травли, которая ведется сейчас против него в газетах."

"Я вам могу помочь" - сказал я им.

Они обе уставились на меня широко раскрыв глаза. Я уже не помню когда последний раз кто-нибудь смотрел на меня такими глазами.

"По счастливому стечению обстоятельств - я племяник мистера Стэнли Кохански" - пояснил я им, упиваясь свалившимся на меня вниманием - "и знаю его адресс"

Обе женщины сидели ошеломленные. Они долго не могли прийти в себя.

"Вот как!" - сказала наконец старшая - "мы конечно воспользуемся вашим предложением. Это так неожиданно! Да, да, мы конечно воспользуемася - еще раз выразить благодарность такому человеку, как ваш дядя.

"А за что вы ему так благодарны?" - пришла моя очередь удивляться - "И откуда вы его знаете?"

"Ах, извините пожалуйста,что я не успела представиться" - опять заговорила старшая - "Но ваше предложение оказалось для нас таким неожиданным и приятным сюрпризом! Мы и не предпологали, что будем лететь в одном самолете с племяником Стэнли Кохански. До сих пор мы все еще никак не можем прийти в себя. Это все так неожиданно. Ну вот, чтобы не забыть, меня зовут Рута. А как вас зовут?"

"Меня Майкл"

"Очень приятно, Майкл. А это моя дочка - Мэри."

"И мне очень приятно"

"Вы спросили - откуда мы знаем вашего дядю? Он нам однажды очень-очень помог. Вернее не нам, а моему отцу. Ну, поэтому и нам тоже. Что он сделал? Он спас его от верной смерти."

"Каким образом?"

"Дело в том, что мои родители до второй мировой войны жили в Литве. И когда, в 1944 году, советские оккупанты оккупировали ее, мой отец ушел в лес к партизанам, к "лестным братьям", как их тогда называли, сражаться за независимость Литвы. Он мне, маленькой, рассказывал много историй о том, как они, партизаны, доссаждали русским оккупантам и как местные жители помогали им укрываться от КГБ, поставляли им продукты, сообщали сведенья о врагах. Так продолжалось несколько лет. Они ждали, что америка придет им на помощь, но у нас в стране были слабохарактерные лидеры. А в 1948 году какой-то предатель выдал их отряд. В отличие от своих товарищей моему отцу повезло - он успел уйти из дома, где его прятали местные крестьяне, всего за несколько минут до того, как туда пришли агенты КГБ. Вместо него они арестовали хозяев домя и долго их потом допрашивали, пытаясь узнать куда мог уйти мой отец, а потом их всех отправили в ГУЛАГ, в Сибирь. Отец же в течении целой недели шел через леса и поля по всей Литве и в конце концов добрался до Балтийского моря. В одной рыбацкой деревушке, неподалеку от Клайпеды, он рассказал рыбакам о том, кто он такой и попросил ему помочь. Его имя хорошо знали, такой он был тогда знаменитый, и рыбаки, с опасностью для своей жизни, перевезли его на лодке в Швецию. Там ему дали политическое убежище. В Стокгольме он встретил мою маму - она убежала из Литвы еще раньше, еще до прихода красной армии. Они понравились друг другу и поженились. У мамы в Америке жила близкая родственница - ее родная тетя. Она в 1950 году дала им обоим гарант и они переехали жить в Броктон, в штате Массачусетс. Ну, а потом родилась я. Вот так мы и жили, худо, бедно, как могли. Отец работал по своей "литовской" специальности: автомехаником, а мама оставалась дома - она была домохозяйкой. Но вот десять лет тому назад, нет - не десять, восемь лет тому назад, свалилась на нас большая беда: моего отца вызвали в федеральное бюро расследований для дачи показаний. Оказывается Советский Союз подал Америке офицальное требование о его выдаче как участника и исполнителя массовых убийств на территории Литвы во время второй мировой войны. Конечно это было вранье - никого он не убивал. Воевал - да, но убивать невинных людей... Ну нет, мой отец никогда такого бы не сделал. Русские хотели расквитаться с ним, отомстить ему за то, что не смогли поймать его раньше, в Литве. Они часто так делали. Дело скоро перешло в федеральный суд. Ему грозило лишение американского гражданства и, как следствие этого, высылка из страны в Советский Союз. Моя мама была в истерике. Я думаю, что это послужило причиной ее преждевременной смерти. Мы ведь люди небогатые, нам было не по карману нанять хорошего адвоката, а от этого зависела судьба дорогого нам человека: уж мы-то знали как в КГБ расправляются с инакомыслящеми. И тут нам кто-то посоветовал обратиться за помощью в "American Civil Liberties Union". Это было самым верным нашим шагом. Защищать моего отца взялся Стэнли Кохански, взялся добровольно, не требуя ничего взамен. "Ради справедливости", так он выразился. Вот какой он благородный человек! Вы бы послушали как, с каким пафосом и с какой силой он защищал моего отца! Он привел многочисленные доказательства того, как КГБ, чтобы отомстить своим бывшим противникам, подделывало документы, обвиняя их в самых страшных преступлениях. Было немало случаев, когда русский суд приговаровал к смертной казни совершенно невиновных людей. Слышали ли вы когда-нибудь о призумции виновности?"

"Боюсь, что нет. Такого я еще не слышал"

"Я тоже не слышала... до начала судебного разбирательства над моим отцом. Оказывается, что в отличие от нас, в советском союзе подозреваемый считался виновным покамест он не доказывал свою невиновность. Представляете? Как мы можем, говорил ваш дядя на суде, доверять советским органам вершить провосудие, если у них на уровне законов узаконнено беззаконие? Полиция может приехать ночью, зайти в дом, арестовать, ни за что, ни про что, невинного человека и потом он пропадает бесследно; даже близкие родственники не могут ничего о нем узнать."