– Ну, говнюки, относишься к вам по-человечески, а от вас только и жди подлянку…

Он залпом выпил, чтобы успокоить нервы. Жена помешать не успела.

Внезапно Оленька сорвалась с места, выбежала из перехода, метнулась к троллейбусной остановке. На лавочке сидел Бесенок, поджидая троллейбус, чтобы уехать куда подальше, и плакал. Кровь шла у него из носа, он слизывал ее языком. Уличный закон жесток, он карает, не зная жалости. Вокзал отрекся от своего сына и изгнал, как злой отчим изгоняет из дома нелюбимого пасынка.

Оленька присела перед ним на корточки и протянула ему шестьсот рублей, все, что у нее было.

– Я слышала… Не ходи больше на Плешку, сгниешь там. Купи себе билет и уезжай из Москвы.

– Побудь со мной, – плача, попросил Бесенок.

– Мне нельзя с тобой общаться, ты – пидор.

– А сама-то – лесбиянка! Лесбиянкой быть можно? Почему голубым нельзя? – выкрикнул Бесенок и запрыгнул в подошедший троллейбус.

Оленька вернулась в переход. Веселье скомкалось. Тонус праздника упал. Надо было оживлять застолье. Цыган надел черные очки, пряча встревоженные пьяные глаза, закатал рукава на рубашке. Подал команду Кабану и Медведю. И они в три гитары отлабали тяжелый рок. Потом Вова-баянист затянул свою неизменную «Таганку». Но порядка уже не было. Ашот махнул рукой, мол, я свое дело сделал, теперь вытворяйте, что угодно, ешьте, пейте, пойте, пляшите… Гости разбились на кучки, по интересам. Два Коли уговаривали проституток Дашеньку и Машеньку прогуляться. Здесь неподалеку. Уговорили – и испарились. Продавцы газет о чем-то спорили. Витя-охранник анекдоты травил. В переход спустился, вернее заполз, пьяный мужик, оценил происходящее и подвалил к столу.

– Братух-хи, а где здесь «Кружка»? Че-то вот гуляю… ищу ее ищу… и не могу найти…

Его узнали.

– Блин, мужик, тебя мало отработали, что ли? Иди своей дорогой, – добродушно посоветовал Медведь.

– В смысле, отработали? – не понял мужик. – Так где «Кружка»-то?

Цыган окликнул его.

– Мужик, какая тебе «Кружка»? Ты же не дойдешь до нее… Садись давай, с нами… У меня праздник… Угощаю…

Мужика сильно штормило, но он ухитрился доплыть до стола. Ашот положил перед ним чебурек и напил стакан водки. Тот выпил и вырубился.

Кабан увидел Женечку. Она шла, выделяясь из толпы. А может, это Кабану только казалось. Может, хотелось, чтобы она выделялась. Он накануне позвонил ей, пригласил на день рождения. В руке Женечки красовалась пышная бархатная роза на длинном стебле. Женечка поздравила Цыгана. Подарила ему розу. Цыган распушил перед Женечкой перья, давай ручки целовать, комплиментами осыпал. Его жене это пришлось не по вкусу.

– Ты для меня еще не пел, – напомнила она капризно.

– О да! Виноват, виноват, виноват… И еще тысячу раз виноват! И еще сто тысяч раз виноват! Миллион раз виноват!.. – Цыган крикнул, стараясь перекрыть шум. – Внимание! Слушайте сюда!.. Для моей красавицы жены я исполню этот романс…

Он опустился на одно колено и запел. Черт, все-таки умел он покорять женские сердца, как никто другой! Хоть и ненадолго…

Кабан обнял Женечку за плечи, прошептал:

– Я соскучился.

Женечка прильнула к нему, поцеловала в мочку уха.

– Я тоже соскучилась, – горячо ответила она.

– Давай слиняем.

– Как скажешь.

Под шумок, ни с кем не прощаясь, они выскочили из перехода.

– Я тебе сегодня та-а-акое покажу! – сказал Кабан.

– Что?

– Не торопись…

– Что? Что? – Женечка была заинтригована.

– Увидишь… Говорю тебе, не торопись… Небо в алмазах!

Он повел Женечку на Котельническую набережную. К высотке, которую все москвичи знают. Но Кабан-то знал ее, может, лучше всех, только с другой стороны. Сколько чумовых ночей он провел на крыше этой высотки!

До Котельнической от Курского – по кривым старым улочкам – совсем близко.

– Вот, – сказал Кабан, когда они вышли к высотке. – Сейчас мы входим. Там консьержка… Если че, скажем, на запись в шахматный кружок…

Женечка засмеялась:

– Какой шахматный кружок?! В это время?

– Да, прокололся… Короче, идем… А там видно будет…

Они вошли в парадное. К счастью, сонная консьержка даже не обратила на них внимания. Блин, ну до чего же удачный сегодня день! Они прошли к лифту. В обнимку. Тридцатый этаж… Дальше маленькая дверца на чердак. Дверь на замке. Ой, подумаешь, на замке! Кабан в два счета справился с хилым замком. Взял Женечку за руку и, рассекая плечом душную чердачную темноту, вывел ее на крышу.

– Смотри!

Женечка замерла в объятьях Кабана, пораженная открывшимся перед ней видом.

– Такой Москву я себе не представляла…

Кабан, довольный собой, рассмеялся:

– Такую Москву ваще мало, кто видел…

И он отправился с Женечкой в необыкновенное путешествие, увлекая ее от одного края крыши к другому.

– Гляди туда… Видишь, башня…

– Ага.

– Павелецкая. А вон там – наша «Курская».

– Вижу. А там моя Каховка, да?

– Не, Каховка вон там… Это «Спортивная…» Смотри, прожектора освещают стадион…