Шрифт:
– Единственная! Единственная звезда! – поправляет его Павлова. – Прошу вас, господин инспектор, заходите, не стойте на пороге!
Михаил входит в гримерную.
Как только дверь закрывается, он обнимает Павлову и целует ее. Анна выскальзывает из его объятий, подхватывая букет.
– Миша, у меня спектакль… Ты испортишь мне всю красоту…
– Испорчу твою красоту? Сомневаюсь, что у кого-то это получится!
– А почему букет до, а не после? – спрашивает она, устанавливая розы в вазу.
– Второй букет ждет в авто, – улыбается Михаил. – Просто после спектакля тут впору открывать цветочный магазин, а сейчас мои розы у тебя единственные.
– Ты ревнуешь?
– Как можно ревновать тебя к зрителям? Мне лестно, что они поклоняются тебе. Ты для них – богиня…
– А для тебя? – говорит она кокетливо.
– Для меня ты тоже богиня, Анна. Муза танца, Терпсихора. Когда ты танцуешь Лебедя, то сердце мое каждый раз замирает, как перед смертью. Но когда мы остаемся наедине… Я вспоминаю о том, что прежде всего ты – женщина!
Ей нравится то, что он говорит, и нравится то, КАК он это говорит.
– Ты делаешь мне комплименты потому, что я снова уезжаю и оставляю тебя одного?
– Иногда я жалею, что дал Дягилеву совет заняться балетом. Ваши постоянные гастроли! Вот пожалуюсь Теляковскому, что без Анны Павловой Мариинка уже и не Мариинка!
– Слышал бы тебя Сергей!
– Он сделал себе состояние на ваших гастролях! – обиженно говорит Терещенко. – Неужели нужно постоянно куда-то ездить!
– Он сделал меня звездой, – возражает Анна, садясь у зеркала. – А русский балет – самым популярным в Европе. Если ради этого надо ездить на гастроли пять раз в год – я буду ездить. Кстати, как продвигается твоя статья о балете?
– Превосходно! Выйдет в этом месяце.
– И ты упоминаешь обо мне?
– Исключительно в хвалебных тонах.
– Только меня?
– Если честно… – мнется Михаил. – Не только тебя.
– А что? – она поворачивается к Терещенко и поднимает нарисованную бровь. – В театре есть еще балерины?
– Я все-таки театральный критик – другие балерины, конечно, есть. Но скучаю я только по тебе.
Павлова встает из-за трельяжа и наклоняется над Терещенко, нависает над ним так, что их лица почти соприкасаются:
– Если ты страстно влюблен и скучаешь… Сделай так, как прошлой осенью. Брось все и поезжай с нами на гастроли. Основания у тебя есть – ты антрепренер, чиновник по особым поручениям при директоре Императорских театров, Владимир Аркадьевич в тебе души не чает и свое разрешение на поездку даст. Я буду рада. Дягилев с ума сойдет от счастья, что кто-то разделит его ношу. И твоя француженка будет не против лишний раз тебя увидеть…
– Ты так легко об этом говоришь…
– Я не ревнива. У тебя есть обязательства, у меня есть обязательства. Нас познакомил театр, он же нас когда-то и разлучит. Но мне приятно, когда ты рядом… Так что? Поедешь?
Михаил внимательно смотрит на нее снизу вверх.
– Нет, Аня. Я не смогу. Не в этот раз.
Павлова резко отстраняется от него и пожимает плечами.
– Ну, хоть не врешь… Уже хорошо. Оставайся. Делай свои дела. Мы вернемся к началу сезона и тогда посмотрим, что будет дальше…
Она заходит за ширму и продолжает:
– И будет ли вообще это самое «мы»…
Шуршит надеваемая пачка.
– Не обижайся… – примирительно говорит Михаил.
– Я не в обиде, – отвечает Павлова, выглянув над ширмой. – Не терзай себя, у нас ничего не кончено, просто – небольшой антракт. И перестань дуться! Иди в зал, мне надо затянуть костюм. И не смотри на меня так! Никто не должен видеть Лебедя без оперения!
Зал Мариинского театра. Аншлаг. Балет «Египетские ночи»
В ложе Терещенко и Александр Блок. Оба с восхищением смотрят на сцену, на танцующую Павлову. Финал. Зал взрывается аплодисментами. Крики «Браво!». На сцену летят цветы. В партере зрители встают, галерка бешено аплодирует.
Блок улыбается и говорит что-то на ухо Терещенко.
На сцене раскланиваются артисты. Впереди прима труппы Анна Павлова.
Блок и Терещенко возле гримерных.
Терещенко снова стучит в дверь с табличкой «Артистка Павлова». Они входят. Анна уже переодета и без театрального грима. Видно, что она устала, но глаза блестят. Комната действительно напоминает оранжерею – цветы везде. Мужчины вручают ей еще два букета. У Терещенко это снова букет превосходных роз. У Блока – букет камелий.
Терещенко целует Павловой руку, но она игнорирует его многозначительный взгляд.
– Благодарю вас, Анна Павловна, – говорит Блок с чувством. – Я давно не получал такого удовольствия. Для меня ваш танец каждый раз как открытие…