Как-то вечером, возвращаясь домой, повстречался он с бадей Скридоном Кетрару, одним из первых людей села. Тот спросил Василе, имеет ли он понятие о прядильных станках. Василе смущенно пожал плечами и сказал, что он их и в глаза не видел.

– У нас есть один, – объяснил Кетрару, – но, видать, из-за сырости рассохлось колесо, и теперь одно мучение, ход пропадает. Моя Грэкина замордовалась вконец, говорит, вручную куда легче. А вручную много ли напрядешь? Нанять со стороны – мошна тонка. А приданого нужна пропасть, знаешь, сколько у нас девок на выданье. Так что пришел бы к нам да посмотрел, может, и наладишь станок как-нибудь.

Действительно, у Скридона Кетрару было семь дочерей. Производил он их примерно через год, все ожидая наследника. А бог посылал ему, как он сам жаловался, одних баб на голову, и теперь надо было готовить им приданое. Для семи невест. Ибо без приданого и земли трудно их спровадить из дому. Правда, земля у Скридона была – около двадцати десятин, так что было откуда платить прядильщицам. Но у него было строгое правило: экономить везде и во всем. Он выгадывал на хлебе, откормленных свиньях, на бочках с вином и брынзой. Все это он вывозил в город и продавал, приобретая землю. А сами питались мамалыгой, кукурузной крупой и постным борщом с фасолью. А вместо вина пили огуречный или капустный рассол, настоянный на хрене, – чтоб ничего не пропадало, тоже своего рода экономия. И лишь по праздникам, три раза в году, он развязывал мешок с лучшей пшеничной мукой, повелевая жене не скупиться и напечь всего вдоволь, чтоб не думали люди, что они скупердяи и нечем им встретить гостей.

Но село знало Скридона Кетрару таким, какой он есть. Знал его и Василе Оляндрэ. И еще знал Василе, что за работу, если он возьмется налаживать прядильный станок, Кетрару заплатит ему гроши. И все же взялся, может, из любопытства: хотелось поглядеть, что это еще за прядилка? Или поддался соблазну войти в дом одного из самых богатых односельчан? А может, и для того, чтобы увидеть поближе Панагицу, старшую дочь Скридона Кетрару, за которой приударял его двоюродный брат Тоадер…

Пришел он к ним на следующий день. Станок оказался гораздо проще, чем он думал. Вся хитрость заключалась в большом колесе. Оно должно быть сделано из особого дерева, мягкого при строгании и твердого в работе. Кроме того, требовалась большая точность, иначе, как говорил Скридон Кетрару, «пропадал ход».

Василе внимательно оглядел его, все взвесил и решился. Леля Грэкина и Панагица, которые позвали его в кладовку показать станок, обрадовались, услышав его согласие. Панагица даже захлопала в ладоши и запрыгала на одной ноге.

Василе поразился ее непосредственности. Однако девушка быстро пришла в себя, но он заметил: ее маленькие ушки зарделись, как маки. Лицо ее стало серьезным, только глаза продолжали блестеть. Он долгим взглядом посмотрел на нее, и Панагица выскочила из каморки.

– Попробую сделать новое колесо, – обратился Василе к леле Грэкине, которая в это время отчитывала про себя Панагицу за разболтанность. – Вот только работать мне негде. В столярной бади Андрея Обадэ мне неудобно, там мы с ним делали только общие заказы. А это будет моей первой попыткой сделать что-то самостоятельно. Материал подыщу сам.

– Тогда зайди к нам завтра, бадя Скридон как раз будет дома, вы с ним столкуетесь и о месте, и об оплате. Нынче он в Чутенах, золовка передала, что там землю продают, вот он и подался. Сам знаешь, сколько на нашей шее, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

…Скридон Кетрару, довольный, что за небольшую цену прибавил к своим десятинам еще две, был в хорошем расположении духа. Встретил Василе радушно. Сказал, что уже и место рабочее ему подготовил, в «стариковском доме». Раньше там жили родители, теперь амбар.

– Вот здесь, – сказал он, проводив мастера между мешков с шерстью и горок фасоли в просторную комнату, где стоял едкий запах кизячного дыма.

– Печь давно не топилась, вот и напустила дыма, – объяснил хозяин. – Теперь нагрелась и тянет неплохо. Я растопил ее спозаранку. Жена сказала, что ты зайдешь, так я решил все подготовить, чтоб тебе время не терять понапрасну. У вас, у мастеровых, время ведь деньги.

Когда Скридон Кетрару завел речь о цене, Василе ответил, что не стоит торговаться из-за жеребца, который еще в кобыле, а та на базаре.

Он принес инструмент, подыскал подходящее дерево, соорудил в уголке верстак и сказал себе «бог в помощь». Дерево стало поддаваться рукам мастера. Василе обстругивал его топором, резал пилой, равнял фуганком. То и дело поглядывал на старое колесо, стоящее рядом, делал обмеры, отмечал толстым карандашом, который всегда носил за ухом, и дерево со стоном продолжало подчиняться его задумке.

Поначалу Панагица не осмеливалась заглядывать в «стариковский дом». Но шли дни, и она преодолела свою робость. И когда теперь входила, ушки и лицо были также залиты краской, как тогда, в первый раз. Она с любопытством разглядывала еще бесформенные куски дерева и недоверчиво спрашивала его:

– Неужели из этого что-нибудь выйдет, бадя Василе?

Парень прекращал работу и пристально глядел на нее. В эти минуты он представлял ее вместе с Тоадером, и в сердце закрадывалось странное чувство. Смесь страстного желания с ненавистью и злобой. Ну, как они могут стоять рука об руку – она и Тоадер? Неужели и правду он околачивается возле нее? И он ей люб? К горлу подкатывался комок, но Василе успокаивал Себя: собственно говоря, что у него с Панагицей? Вот пришел наладить ей прядильный станок. И всего делов-то.