Шрифт:
– Знаешь, я вообще-то собиралась заказать пасту или пиццу, но когда ты произнес: «Мне Оссобуко и ризотто по-милански, пожалуйста», - я просто растаяла, – эмоционально признала девушка.
За ужином выпив чуть больше белого вина, чем следовало, она была очаровательна в своей откровенности. Остановившись посередине затененной аллеи парка, Санса, не отрываясь, смотрела в его глаза. В ее взгляде переплелись в тугой клубок множество чувств их оттенков. Настолько много, что Петир не решился браться за их расшифровку. Быть может потому, что не хотел их неправильно понять, а может потому, что желал услышать их озвученными.
– Господи, Бейлиш, есть в этом мире хоть что-то, в чем ты не так восхитителен?!
Отчего-то ему в этом вопросе четко слышался предполагаемый ответ. Она хотела, чтобы он был отрицательным. Он был уверен, мог поспорить на что угодно, что ей нужно было его: «не хочу тебя разочаровывать, но…»
В том, как она подалась к нему, было столько естественности. Будто еще недавно не было пощечины и молчаливого негодования в ее глазах. Он соврал бы, если бы сказал, что не ожидал подобного. Впрочем, он соврал бы, если бы признал такое развитие событий предсказуемым. У него был целый план в отношении этой девушки, который он готов был выполнять шаг за шагом, а она уничтожила его в одночасье. Он все так же ровно стоял под сенью отцветающих лип, когда Санса коснулась его губ хмельным, жарким поцелуем. Чувствовать как, проявив решительность, она замирает, было сущим наслаждением. Но еще большим оказалось взять ее лицо в ладони и неторопливо прихватить приоткрытыми губами нижнюю губу, чуть оттянуть, пройтись по ней кончиком языка, а затем отпустить и усмехнуться, когда она прильнет ближе.
– Тебе пора домой, – отстранившись, он провел подушечкой большого пальца по губам Сансы и сделал глубокий выдох. – Я посажу тебя в такси.
Уже дома Санса получила смс от верной подруги, с которой по возможности проводила как можно больше времени вместе. Маргери написала:
«От Бейлиша пахло твоими духами. Не пытайся теперь врать на счет того, кто водит тебя по ресторанам. Маленькая лгунья».
На следующий день Петиру посчастливилось узнать, что Эдмур видел, как Санса садилась в его машину. Едва он переступил порог клиники, как Шая сообщила о вызове в кабинет главврача. Заходя к Талли, он нутром чувствовал, что разговор пойдет не о работе.
– Чего ты добиваешься, Бейлиш? – мужчина поднялся с кресла и уперся ладонями в стол, глядя на вошедшего.
Быть может на кого-то в клиническом центре этот гневный тон и возымел бы действие, но Пересмешник только усмехнулся.
– В идеале – репутации лучшего нейрохирурга в Ирландии, – останавливаясь по другую стону стола, он улыбался собеседнику. – Старина, уж не становишься ли ты похожим на свою родню?
– Она еще ребенок.
Что ж, с этого следовало начинать. Пересмешник прекрасно знал, что утаить общение с Сансой будет слишком сложной задачей. Да только он не собирался ничего утаивать, с наслаждением представляя себе взрыв, которым станет эта новость для семейства таких правильных Старков.
– Это твои слова? Или слова Кет? – насмешливо поинтересовался Петир, проводя пальцами по краю стола Эдмура.
– Если они узнают, ты труп, Мизинец, – обойдя разделяющее их препятствие, Талли коротко бросил фразу в лицо Пересмешнику.
Его откровенно забавляла такая мрачная уверенность в силах Нэда, которому, к слову сказать, было далеко до погибшего старшего брата.
– Я был бы трупом, если бы ее семьей были Ланнистеры, – продолжая издеваться над знакомым детства, решившим поиграть в гневного родственника обиженной малютки, он веско обронил эти слова.
– Я предупредил, – тихо выдохнул главврач.
Эдмур всегда был тряпкой, мужчиной не способным к серьезному мужскому разговору. Зато он, как всегда, мастерски переводил стрелки. Вот только лишним в его словах была угроза, брошенная напоследок. Угроз Бейлиш категорически не переносил. От кого бы они ни приходились, он всегда заставлял человека пожалеть о них. Еще он не любил, когда кто-либо припоминал прозвище, которым его дразнили в детстве.
– Благодарю за любезность.
Собираясь уйти, Пересмешник сделал шутовской поклон, выпрямляясь из которого он облизал языком нижнюю губу и вдруг с полу-разворота ударил Талли кулаком в живот. Быстрый и сильный удар заставил того согнуться в три погибели, хватая открытым ртом воздух. Бейлиш же в мгновение стер улыбку с лица, будто бы ее не было.
– Давай ты будешь паинькой и перестанешь мне угрожать? – миролюбиво предложил он. – Я больше не игрушка твоих сестер и не мальчик на побегушках. Еще раз подумаешь сделать это, как слетишь с поста главврача.
Уже перед тем, как захлопнуть дверь, он бросил с порога:
– На этот раз у вас ничего не выйдет.
По дороге в свой кабинет ему никак не удавалось сдержать мрачного торжества, изгибающего уголки губ в ядовитой усмешке. Игра началась – это было ясно даже идиоту. И только этот самый идиот и поверил бы в то, что Эдмур не растрепал обо всем драгоценной старшей сестричке. Оставалось немного подождать, и она явно прибежит обрушить материнский гнев на его голову.
Но ждать не пришлось. Едва он зашел к себе в кабинет, как в него влетела взбешенная Кейтилин. Пожалуй, негативные эмоции только красили ее, потерявшую свой безупречный блеск за эти годы, в течение которых она одного за другим рожала детей. Наверняка слабоумный братец рассказал ей все, когда она пришла проведать младшего сына.
– Ты совсем разум потерял?! – закричала она, забывая даже дверь за собой закрыть.
Исправив ее оплошность, дабы сплетни не разлетелись по всей клинике, он попытался сыграть в дружелюбие.