Ефремов жалел, что не успевает дойти до легендарной Мамонтовой горы [118] в гольцовой группе Тынтур. О ней впервые удалось собрать интереснейшие сведения. Местные жители говорили о целом кладбище мамонтов! Только ради этой горы стоило бы организовать отдельную экспедицию!

Отряд добрался до устья ручья Ульгулук, оттуда перевалил через речку Тарын и оказался на южном склоне хребта Удокан, в долине Чары, после чего выполнил боковой маршрут к Чарским порогам – на север, туда, где река пробивает себе путь через отроги Кодара. Идя по льду против течения реки, отряд поднялся в вершину Чары и изучил её истоки – озера Большое Леприндо и Леприндокан, образованные в результате тектонической активности. Исследования охватывали всю Верхне-Чарскую котловину, хребты Кодар и Удокан, долины рек Нижний и Средний Сакукан, Апсат, Кемен, Нерунгнакан, Калер, озера Леприндо, Амудиси…

К тому времени продукты почти закончились. Оставались лишь хлеб, лепёшки, чай, сахар и ячка. Несмотря на то, что Пётр I называл ячневую кашу «самою спорою и вкусною», Иван Антонович говорил, что эта каша не вызывает у него аппетита.

Новый год партия встретила в пути. Исследования закончились лишь 12 января 1935 года в долине Чары, где в обширной котловине, между хребтами Удокан и Кодар, находился небольшой населённый пункт с факторией и радиостанцией.

Теперь надо было вернуться на железную дорогу. Пробиваясь на юг вверх по течению реки Кемень (на современных картах Кемен), отряд перевалил в долину озёрной цепи Аммудига, добрался до реки Калар и достиг прииска «XI лет Октября» в Китемахтинской котловине. От прииска до хорошо знакомой Могочи вела конно-зимняя дорога.

Что может быть приятнее – после месяцев пути в мороз, по глубокому снегу, через опасные перевалы и обледенелые пороги оказаться в мягко обволакивающем тепле ладно срубленной высокой избы! Раздеться, умыться тёплой водой и вытереться белым полотенцем! Тяжёлый полушубок и полевая сумка висят на стене, на широком дощатом столе – огромный самовар, медный чайник с крепкой заваркой и несколько кружек. Вдоль стен – широкие лавки, застеленные чистыми одеялами, на которых так приятно выспаться после оленьих шкур, постланных на лапник. В окна льётся яркий утренний свет. Там, за окном, суровая забайкальская стужа, а здесь весёлые товарищи и новые друзья – старатели, готовые помочь словно с неба свалившимся геологам.

Сотрудники треста «Верхамурзолото» снабдили Ефремова деньгами. Иван Антонович рассчитался с проводником за аренду оленей.

24 января партия отправилась в новую дорогу. За неделю благополучно добрались на санях до Могочи. Телеграммы полетели в Москву и Ленинград, где радовались друзья, уже считавшие отряд Ефремова погибшим.

Новожилов, торопясь в университет, отчитался в расходе денег, сдал снаряжение. Теперь надо было купить билет до Ленинграда – сделать это было сложно, а после таёжной чистоты – весьма противно. Пришлось немало заплатить носильщику, чтобы он через знакомых купил Нестору Ивановичу билет в купейный вагон скорого поезда. Прощаясь, молодой геолог предложил Ивану Антоновичу своё меховое полупальто, чтобы тот мог доехать в нём до дома: в своей видавшей виды спецовке Ефремов выглядел «вербованным» и мог вызвать подозрение. Иван Антонович без отказа взял полупальто до Ленинграда.

Ефремов сдержал своё слово: написал Новожилову справки о прочитанных лекциях и практике. Обширная полевая геологическая практика с самостоятельной геологической съёмкой долины Токко признана была отличной. По лекциям Ефремова Нестору Ивановичу были зачтены тектоника, морфология и методы исследования фаций.

Казалось бы, в этом нет ничего удивительного. Однако стоит вспомнить, что в 1935 году у самого Ефремова ещё не было диплома о высшем образовании. Важнейшая деталь, характеризующая время: подлинные знания, доказанные практикой, в тот момент ценились выше бумаги с гербовой печатью.

Дожидаясь в Могоче денег для расчёта с проводниками, для отправки в Академию собранных коллекций и снаряжения, Иван Антонович систематизировал полевые материалы, обобщал наблюдения и писал отчёт по строго заданному плану: обзор литературы по району (он был готов ещё в Ленинграде), морфологический и геологический очерки, схема геологической истории района, описание полезных ископаемых [119] .

Сейчас, по окончании пути, он отчётливо понимал, что летом партия не смогла бы пройти от 120-го до 150-го меридиана к востоку от Гринвича и от 54-го по 61-й градус северной широты, охватить исследованиями такой огромный район: болотистая местность котловин, обилие рек и озёр делали Верхне-Токкинскую и Верхне-Чарскую котловины практически непроходимыми. Одним словом, не было бы счастья, да несчастье помогло.

В беседах со старателями Иван Антонович убеждался, что ничто так не развивает наблюдательность и смекалку, как жизнь в тяжёлых условиях тайги. Техники на приисках и старатели прекрасно знали каждый свой район, и Ефремов в беседах с ними собирал крупицы знаний, из которых потом сложилась яркая мозаика. Иван Антонович обобщил материал по Могочинскому золотоносному и редкометалльному району, наметив новую оценку природных богатств этой части Забайкалья.

Коллеги в Ленинграде стремились вызволить Ивана из невольного плена, хлопотали, чтобы финансовые документы быстрее прошли необходимые согласования и деньги были скорейшим образом перечислены в Могочу.

Домой Ефремов вернулся только 7 марта.

Свой предварительный отчёт – свыше ста страниц – партия сдала через пять дней после приезда в Москву. Он одобрен академиком Андреем Дмитриевичем Архангельским и принят Советом по изучению производительных сил.

Вскоре в газете Академии наук СССР «За социалистическую науку» появилась статья под названием «Их имена должен знать весь коллектив Академии наук». Подзаголовок гласил: «Верхне-Чарская партия Прибайкальской экспедиции работала героически». Корреспондент С. Шмулович писал: