Считалось, что амбра – побочный продукт желудочного расстройства или запора у китов. Эта жирная субстанция использовалась в парфюмерии и стоила больше своего веса в золоте.

После два огромных котла на четыре барреля каждый заполнялись кусками ворвани. Чтобы ускорить процесс топки, ворвань рубили на квадратные куски размером два на два фута. Затем их резали вдоль так, чтоб толщина была не больше дюйма. Получались стопки, похожие на страницы раскрытой книги. Их называли «листами библии». Китовая ворвань не похожа на жировые запасы обычных животных. Она не мягкая и дряблая, а жесткая, почти непроницаемая. Китобоям приходилось постоянно острить свои разделочные инструменты.

Чтобы разжечь огонь под котлами, использовалось дерево, но, как только жир закипал, в дело шли ломкие куски ворвани, плавающие по поверхности, их еще называют «граксой» или «оладьями». И огонь, растапливавший китовую ворвань, горел на китовом жире. Несмотря на всю эффективность такого метода, и у него были свои минусы. От огня поднимался столп черного дыма и невыносимого зловония. «Запах “оладьев” невозможно описать, – вспоминал один китобой. – Как будто все зловоние мира собрали вместе, хорошенько взболтав».

К ночи палуба «Эссекса» была похожа на Дантов Ад. «В варке масла есть что-то дикое и первобытное, – говорил “зеленорукий” из Кентукки, – невольная грубость, которую сложно даже описать. Заляпанная кровью палуба и огромные горы мяса и ворвани, возвышающиеся вокруг. Свирепые взгляды мужчин при свете ярко-красного огня». Такая сцена превосходно соответствовала зловещему художественному замыслу «Моби Дика» Мелвилла. «Жадные языки пламени принимались лизать эту тьму, – говорит нам Измаил, – вырываясь из закопченных печных отверстий и озаряя светом каждый канат, каждую снасть, как будто бы по ним бежал прославленный греческий огонь. А горящий корабль шел все вперед и вперед, словно посланный неумолимой рукой на страшное дело мести».

Выварка могла занять целых три дня. Устанавливались специальные вахты, продолжавшиеся от пяти до шести часов и почти не оставлявшие матросам времени на сон. Опытные китобои спали прямо в том, в чем варили ворвань. Обычно это была старая рубашка без рукавов и пара изношенных шерстяных панталон. Все попытки как-то очиститься откладывались на потом, когда бочки с маслом будут стоять на местах, а весь корабль отдраят сверху донизу. Но Никерсон и его друзья испытывали такое отвращение к покрытой жиром, кровью и дымом одежде, что меняли ее после каждой вахты. После встречи с первым китом они использовали все, что было припасено у них в рундуках.

В итоге они вынуждены были купить себе еще одежды из корабельного рундука – морской разновидности сухопутной лавки для моряков. Цены там были запредельными. Никерсон подсчитал, что если бы «Эссекс» вернулся домой в Нантакет, то он и его «зеленорукие» приятели были бы должны владельцам судна до девяноста процентов всей своей выручки. Но вместо того чтобы предупредить юношей и не позволить им испортить всю свою одежду, командиры корабля предпочитали, чтоб те изучали китобойную экономику самостоятельно, ошибаясь и набивая шишки. «Такого не должно было быть», – считал Никерсон.

Однажды ночью недалеко от Фолклендских островов матросы несли вахту. Они убирали топсель, когда услышали крик. Пронзительный, душераздирающий вопль ужаса, раздавшийся где-то неподалеку от судна. Очевидно, кто-то выпал за борт.

Вахтенный собирался отдать команду лечь в дрейф, когда раздался еще один крик. И лишь тогда, нервно рассмеявшись, кто-то догадался, что это был пингвин, плывший рядом и оравший человеческим голосом. Пингвины! Должно быть, они приблизились к побережью Антарктиды. На следующий день ветер стих, оставив «Эссекс» томиться в полном спокойствии. Вокруг играли тюлени, «ныряя и плавая, словно пытаясь привлечь наше внимание», – вспоминал Никерсон. Китобои видели пингвинов разных пород, чаек и бакланов, кружащих в небе. Все это указывало на то, что «Эссекс» приближался к земле.

И хотя тюлени и птицы послужили некоторым развлечением, моральный дух на «Эссексе» упал до крайней своей отметки. До сих пор они медленно и безуспешно двигались к мысу Горн. Бедствие, настигшее их всего через несколько дней после начала путешествия, сулило неудачу всему походу. Они провели в океане четыре месяца и добыли всего одного кита. Такими темпами, если они планировали вернуться с полным грузом масла, их поход обещал затянуться не на два года, а на несколько лет. С каждым днем становилось все холодней, впереди их ждали легендарные опасности мыса Горн, и напряжение на борту «Эссекса» достигло своего пика.

Ричард Генри Дана на своей шкуре испытал, как подавленное состояние экипажа приводило к тому, что самый незначительный инцидент воспринимался как величайшая несправедливость. Тысячи мелочей, которые случаются ежедневно и ежечасно и которым не придают значения, в долгом и утомительном путешествии могут приобрести особый смысл. Маленькие войны и сплетни, слова, услышанные в офицерских каютах, неверно воспринятый взгляд или фраза, грубые злоупотребления – все действовало на людей самым скверным образом.