– Венди, ты где? Что это за существо в ванной?

Она отлично знала, что из шестидесяти девочек такое могла сделать только я. Все остальные не испытывали особой любви к животным.

По воскресеньям мы ходили в церковь через деревню. И каждый раз проходили мимо кирпичной стены с большой дырой в нижней части. Обычно я плелась в самом хвосте, потому что боялась сделать следующий шаг и повредить кожу. На сей раз я остановилась, опустилась на колени и заглянула в дыру. Я увидела в стойле симпатичного серого пони.

После этого я каждое воскресенье опускалась на четвереньки и смотрела на пони, и каждое воскресенье мне попадало за грязное платье. Уж не знаю, чем очаровала меня эта лошадка. Может быть, тем, что она была одинока, как и я.

Я решила непременно встретиться с лошадкой по ту сторону стены. Наверное, втайне я надеялась, что мне удастся вывести ее из стойла и ускакать на ней из пансиона. Я дважды пыталась сбежать и посмотреть на лошадку, но оба раза меня ловили. В третий раз я взяла с собой двух подружек, одну из них звали, как и меня, Венди, вторую – Мэри. Мы успели лишь выйти за ворота, как появилась машина директрисы и осветила нас фарами. Девочек отправили в постель, а меня директриса привела в свой кабинет.

– Так нельзя, Венди, – сказала она. – Если тебе здесь так плохо, я приглашу твоих родителей приехать пораньше. Может быть, это тебе поможет.

– Простите, – пробормотала я. – Но чем поможет?

– Может быть, ты станешь меньше скучать по дому? Ты же поэтому убегаешь, разве нет? Чтобы увидеть родителей?

– Нет! – воскликнула я. – Я просто хочу посмотреть на лошадку в деревне!

Я была спокойным, тихим ребенком. Чаще всего я послушно делала то, что мне говорили, или просто сидела, сложив руки. Но порой мне хотелось пошалить, и папа всегда меня в этом поддерживал. Однажды он прислал мне посылку с куклой. Я не поняла, зачем он это сделал – я никогда не увлекалась куклами, и папа об этом отлично знал. Ноги у куклы были прикреплены эластичной лентой. И когда я за нее потянула, ноги оторвались. Внутри куклы оказался фонарик. Нас укладывали спать в семь часов – и зимой, и летом. И до семи утра нам не разрешалось разговаривать. Папа знал, что для меня это очень долго. Поэтому он прислал мне фонарик, чтобы я могла читать под одеялом. В родительский день папа спросил, как быстро я обнаружила фонарик, и мы весело хохотали.

У меня всегда было живое воображение, и придумать очередную проделку не составляло труда. Однажды меня посетила гениальная идея: устроить ночной праздник. Что может быть лучше? Я уговорила девочек из своей спальни оставить сэндвичи, которые нам давали на полдник, на ночь. Мы носили фартуки с большими карманами, так что вынести еду из столовой было очень легко.

Мы спрятали сэндвичи в тумбочках и весь вечер возбужденно рассказывали друг другу страшные истории. Но полуночи мы так и не дождались – слишком уж устали. Все заснули и проснулись только утром. В ужасе мы попытались скрыть следы нашего преступления, спустив сэндвичи в туалет. Но это заняло много времени, и все мы опоздали на завтрак.

Мое хрупкое тело не могло ужиться с неугомонной душой. Мне было трудно смириться с тем, что я не могу резвиться с другими детьми. Я пыталась играть в теннис, но ракетка оставляла огромные черные ссадины на ладонях. Хоккей напрочь исключался – впрочем, я не очень этому огорчалась, так как видела, насколько велики и тяжелы были клюшки. Но скучать без дела мне не нравилось. Я и сейчас этого не люблю. Когда другие дети отправлялись играть, мне приходилось сидеть в одиночестве и пить теплое молоко – до сих пор не выношу этого вкуса. Меня тошнит от одного воспоминания о нем.

Присоединиться к подружкам я могла только на танцах. Ноги страшно болели, но это стоило того. Моя мама преподавала бальные танцы, и я очень любила смотреть, как она кружится по танцполу в красивом платье, расшитом блестками. Ее партнер держал собаку, и обычно я наблюдала за уроками, сидя рядом с ней. Я мечтала когда-нибудь тоже научиться так танцевать. Когда все ученики расходились, мамин партнер включал музыку, ставил мои ноги на свои и кружился со мной по залу. Это было чудесно. Я чувствовала себя настоящей принцессой.

В школе нас обучали танцам по системе Маргарет Моррис, где приветствуется свобода движений. Если бы кожа на моих ступнях была крепче, я бы обязательно стала балериной. Сегодня я смотрю, как танцует моя сестра Мэри, и вспоминаю те далекие годы.

Однажды солнечным днем мы занимались танцами в общем зале. Огромные окна были распахнуты. И тут произошло нечто неожиданное: в окно вскочил мой пес, Сэмми. Сначала он никому не позволял себя гладить и ласкался только ко мне, но потом все же разрешил. День был не родительский, и я не знала, что родители приедут.

Мне всегда хотелось делать больше, чем мне разрешалось. Если мне удавалось сделать то, о чем я всегда мечтала, то боль меня не пугала. Тетя однажды дала мне подержать маленького кролика. Он спрыгнул с моих рук, содрав кожу с ладоней. Все перепугались, но я была так счастлива, что мне удалось подержать зверька. Тогда я поняла, что другие люди боятся причинить мне боль сильнее, чем я сама. Если я чего-то хотела, то просто оценивала, стоит ли задуманное того. И, принимая подобное решение, становилась гораздо счастливее.