— Скоро они высадятся на берег.

Марсия тоже направила туда взор, но не разглядела шлюпку на таком расстоянии.

Перед входом в особняк пиратского главаря стояли несколько вооруженных охранников. Увидев Марсию, один из них небрежно бросил:

— Слишком костлявая!

Остальные засмеялись. Марсия подошла к говорившему.

— Проведи нас к Джеку Фландерсу.

— Не, ему нравятся такие, что помясистей. «Пышечки», как он их называет. — Охранник осклабился и подмигнул Марсии. Потом посоветовал Малышу Эгри: — Попробуй лучше предложить ее в городе.

— Благодарю за добрый совет, — весело ответила Марсия. Охранник уставился на нее. Марсия поймала его взгляд и сказала совсем другим голосом: — А теперь веди нас к Джеку Фландерсу.

Охранник покорно повернулся и повел их к двери. Его приятели со смехом запротестовали, но мгновенно умолкли под взглядом Марсии.

— Кэп? Да он спит, — сказал взъерошенный мужчина, открывший дверь. — Проклятье, я тоже спал! Приходите после обеда.

Он начал было закрывать дверь, но Эгри помешал. Слуга недобро улыбнулся и положил ладонь на рукоятку ножа, торчавшего у него за поясом.

— Слушай, паренек! — умеренно вежливым тоном сказал он. — Не шути со мной — а то я располосую тебе задницу на три креста. — Он воззрился на Малыша Эгри, как мастеровой смотрит на необработанную заготовку. — И выпущу тебе кишки.

Но тут Марсия положила руку ему на плечо, и мужчина подпрыгнул от неожиданности. Отступив назад, он остекленевшими глазами пронаблюдал, как женщина и юноша вошли в дом и закрыли за собой дверь. По приказу Марсии слуга провел их в комнату в конце коридора на втором этаже.

Марсия постучала в дверь. В спальне пиратского капитана сперва было тихо, потом оттуда донеслась громкая ругань. Наконец в дверь с той стороны ударилось что-то тяжелое и хрупкое.

Марсия немного подождала, потом постучала снова. Спустя мгновение дверь открыла обнаженная женщина с весьма пышными формами, которая уставилась на непрошеных гостей, тупо моргая. Позади нее, в полутемной комнате, на кровати сидел пират Джек Фландерс и угрюмо смотрел на вход.

— Джеки говорит… — завела толстушка.

Но Марсия перебила ее:

— Иди с ним, — и указала на слугу, который довел ее с Эгри до комнаты.

«Пышечка» покорно вышла в коридор. С минуту Марсия смотрела на слугу, потом перевела взор на голую женщину, с которой провожатый не сводил глаз.

— Иди с ним в постель, — добавила Марсия и жестом отослала их прочь. Повернувшись к Эгри, она сказала: — А еще говорят, что женщины только мешают улаживать дела.

Эгри посмотрел на нее непроницаемым взглядом. «У него взгляд, как у кошки», — подумала Марсия.

— По правде говоря, Малыш, все это начинает меня утомлять.

Из спальни донесся недовольный возглас.

— Что ты собираешься делать? — полюбопытствовал Эгри.

— Хочу поговорить с пиратским главарем. И он либо последует моим советам, либо… — Марсия заглянула в глубь спальни и усмехнулась. — Либо перестанет дышать. Другими словами, я собираюсь сделать этому «Джеки» предложение, от которого он не сможет отказаться.

Когда Брескин увидел заходящий в гавань корабль, он поспешил обратно в гостиницу.

— Нет, господин Брескин, вы их уже пропустили, — сказал хозяин гостиницы. — Где-то полдюжины солдат в фелшалфенской форме прошли вверх по главной улице.

— А с ними был такой пожилой мужчина, слегка сутулый?

— Не-а. Только солдаты. Их вел дворянин со шрамом на щеке. Я его узнал. Пару дней назад он проходил по этой дороге.

Уже выходя из гостиницы, Брескин обернулся:

— А Эгри… темноволосый паренек — пошел за ними?

И остановился, услышав ответ хозяина:

— Нет, тот ушел с одной девицей. А вторая, юная красотка, как раз и пошла за солдатами.

Брескин побежал вверх по лестнице, в свою комнату, перепрыгивая через две ступеньки. Несколько мгновений позже он уже спускался с боевым молотом на поясе.

Быстро миновав четыре квартала, Брескин с облегчением увидел солдат из Фелшалфена на следующем перекрестке. Подойдя поближе, он пересчитал их. Восемь воинов. Брескин смог бы справиться с ними со всеми, но важнее всего было разобраться с дворянином. Отправив этого врага в мир иной, можно будет подумать и о такой роскоши, как сохранение собственной жизни.