Яркое февральское солнце слепило глаза, отражаясь от белого снега. День должен быть хорошим. Из дома вышел молодой высокий мужчина и, жмурясь, улыбнулся новому дню.

Менерс быстрым шагом вошел в замок. Ему сообщили, что обед готов, но он даже не удостоил слугу вниманием и сразу прошел в кабинет. Вроде бы все прошло успешно, но его интересовали некоторые вопросы. Почему Серафима, которая всегда выступала против становления его на престол клана, стала вдруг такой сговорчивой, да еще и всех уговорила дать ему шанс? Каким образом он теперь будет править и допустят ли до правления?

Он прошелся пару раз по кабинету и сел в кресло, откинувшись на спинку, и прикрыл веки. Он еще очень молод. Сорок семь – разве это возраст для бессмертного ветра? Но тут же вспомнил, что отец тоже был бессмертным. Где он теперь? Менерса передернуло. В углу образовалось маленькое облачко. Оно стало разрастаться и из него вышел хозяин.

– Можно тебя поздравить! Теперь ты - вождь! – Он зашел за спинку кресла, наклонился прямо к уху и жарко прошептал: - А кресло надо бы освободить, сынок.

От его шепота у Менерса все внутри сжалось. Хотелось съежиться и не видеть больше этого страшного существа и не слышать.

– Я стал вождем, хозяин, - промямлил Менерс, поднялся с кресла и вышел из-за стола отца.

– Вот и прекрасно, сынок! – Довольным голосом произнес хозяин. – Все были за твою кандидатуру?

– Да. Серафима уговорила всех и тогда проголосовали «за».

– Значит, Серафима… - Хозяин ненадолго задумался. – Либо она что-то поняла, либо просто дура, потому что такого, как ты, вообще нельзя допускать до власти.

– Вы знаете вождя Западного клана? – Менерс удивленно вскинул на брови, уставившись на хозяина.

– Даже лучше, чем тебя, вождь, - последнее слово было сказано так, словно его выплюнули. – У меня с ней давние счеты… - он многозначительно замолчал, но потом нарочито бодро продолжил разговор, будто не говорил первых слов. – Дай мне все документы по клану.

Менерс задумчиво подошел к полкам и принялся шарить глазами по ним в поисках нужных книг.

«Надо было хоть иногда смотреть, что и куда записывал отец!» - Мысленно ругал он себя.

Наконец, он нашел то, что надо и положил перед хозяином на стол несколько объемных амбарных книг. Тот небрежно пролистнул их, убедился, что ему дали, что просил и исчез в туманной дымке вместе с книгами. Менерс, без сил от страха, упал в отцовское кресло, закрыл ладонями глаза и заплакал.

В небольшом кабинете народу было столько, что яблоку негде было упасть. Все вожди кланов, Рафаэль с Алей, Клим, Тентар с Китти. Позвали даже Гремана лир Шеррада. Все сидели и смотрели на хозяйку замка. Серафима сидела за столом, сосредоточенно глядя на столешницу.

– Менерс глуп, как пробка, - не поднимая глаз, говорила она, но все ее слушали. – И им кто-то манипулирует…но, кто? – Она внимательно смотрела на собравшихся.

– Все, кому ты мешала, теперь погибли, - отметил Пэт.

– Все же, кому-то я мешаю, дорогой, Сима покачала головой.

– А, если выманить Менерса сюда или набегом навестить его? – Предложил Золтан.

– Это неплохая мысль, но как нам узнать, нет ли рядом того, на кого он сейчас работает! – Предостерег его Раш.

– Мам, надо за ним проследить, - это Раф.

– Мы, можем! – Бодро откликнулся Клим.

– Вы, все можете! – Засмеялся Пэт, глядя на сына и племянника.

– Сима, почему бы мальчикам не последить за Менерсом? – Поддержала идею Рафа Отилия.

– Тилли, я не против, и, скорей всего он прав, только надо быть полностью под защитой. Я не хочу, чтобы их случайно выследил этот его хозяин, – Серафиму передернуло.

– Сима, ты не думала, что это кто-то из твоих дальних недругов? – Рем был предельно серьезен.

– Думала, но, вроде бы, они все умерли…

– А, если не все.

– Да. Времени терять нельзя, – Серафима решительно поднялась со своего стула. – Надо навестить кузена. Только я полечу одна, - Золтан и Раш хотели ей возразить, но она их опередила: - Я буду под всеми прекрытиями, мои родные!

Через минуту она, совершенно невидимая, очутилась в кабинете у Менерса. Когда-то они с Вентаном правили вместе и иногда встречались. Менерс, совершенно раздавленный морально, сидел за столом, положив руки на столешницу. Голова его склонилась на грудь. Серафима видела, что он плакал.