Чем дольше шел кот, тем сильнее раскачивался его хвост. Слишком много желаний, и ни одного подходящего. Кругляш даже позволил себе фыркнуть, а это было совсем на него не похоже. Первый обход завершился ничем, и кот пошел на следующий. Время от времени он садился, оборачиваясь хвостом, и вопросительно смотрел на сырный желтый круг в небе: мол, «луна, дорогуша, ты ничего не перепутала»? «Не слишком рано закруглилась? Может, спрячешь на время половинку светящегося бока?» Потом он оглядывал поляну бумажных шариков, вздыхал и шел дальше.

Кругляш не умел считать. Он только знал, что его лапы помнили много ночей полной луны. Так много, что хватило бы на маленькую кошачью жизнь. Например, такую, как у неугомонных малышей полосатой красотки Мурлы, которые появились на свет ранней весной не без его, Кругляша, участия.

И прежде случалось так, что ему приходилось выбирать долго. Нужный шарик оказывался закатившимся под куст, или прятался среди десятка своих близнецов, или обнаруживался в самом дальнем уголке. Но на то Кругляш и вожак, чтобы вынюхать его, выследить и выцепить когтистой лапой. На прошлую луну ему хватило несколько минут. Кругляш помнил, как месяц назад он сразу почувствовал верное направление, как нос его поймал знакомый аромат, и каким неожиданно сильным оказался этот запах вблизи, не давая усомниться в правильности выбора ни на секунду. Помнил он и шарик: таких в Кошарне он еще не видел – буквы были выпуклыми и отражали лунный свет ярче, чем весенние лужи, бумага громко шуршала, а когда Кругляш тащил в пасти шарик в Кошарню, внутри него что-то позвякивало.

На этот раз и нюх, и особое, неведомое другим существам, кошачье чувство на пару подводили его. Запахи, которые улавливал чуткий нос, не вызывали у кота ничего, кроме отвращения. Кругляш не знал, сколько кругов он уже сделал по двору Кошарни. Он трогал шарики лапой, засовывал в них влажный нос и фыркал, он обследовал каждый уголок и обнюхивал каждую травинку. Лапы намокли от росы, шерсть на загривке вздыбилась, отчего котовье тело казалось еще круглее, хвост метался из стороны в сторону.

Когда луна растеряла свою желтизну, и небо едва заметно посветлело, Кругляш успокоился. Он сел, повернувшись спиной к Старой Кошарне и полю из бумажных шариков. Вся его неподвижная, сутулая фигура выражала только одно чувство. Пеструшка, которая все это время тихо сидела в тени дверного проема, встревожилась и поспешила подняться. Виданное ли это дело, чтобы вожак на кого-то обижался?

Она ринулась было на крыльцо, но тут же остановилась. А ну как попадет под горячую лапу? Лапа-то у Кругляша тяжелая, непорядка не терпит. Пеструшка застыла на крыльце, вытянув морду вперед, и не верила своим глазам.

Кругляш поднялся и пошел прочь. Задние лапы в пушистых серых галифе вальяжно покачивались, хвост волочился по пятам, указывая надломанным кончиком налево. Когда фигура кота стала едва различимой в утреннем сумраке, Пеструшка не выдержала и бросилась следом.

Она догнала вожака в считаные секунды. Кругляш обернулся. Его немигающие желтые глаза заставили Пеструшку остановиться. На мгновение ее пробила дрожь, уши сами собой прижались к голове, но она быстро поняла, что кот смотрит совсем не на нее. Взгляд его был устремлен выше, за ее спину. Она навострила уши в том направлении, но ничего не услышала. Пришлось проследить за его взглядом. Кот смотрел не на двор, усыпанный шариками, и не на кривые окна, откуда выглядывали любопытные морды, и не на темный дверной проем. Он уставился наверх, туда, где над залатанной крышей замер флюгер. Первые лучи солнца, пробившиеся сквозь утренний туман, высветили знакомый силуэт – стрелку, на которой устроился черный кот с хулиганской мордой. За кончик хвоста зацепился полумесяц, на конце которого сидела маленькая птичка. И чего тут смотреть? Всё тот же флюгер, который они видели каждый день и под скрип которого привыкли засыпать, торчит себе и даже не шелохнется.

Когда Пеструшка снова повернулась, Кругляша уже и след простыл.

Софья

1 июня, около полудня

Время преследовать незнакомку

Город

Всё началось с открытки. Конечно, людям, ничего не знающим о v.s. скрапбукерах, такое и в голову не могло прийти. Они видели только одно: парень взял – и у всех на глазах выбросился из окна. Внезапная смерть чужого человека зачастую вызывает у случайных наблюдателей житейское любопытство, да и только:

– Своими глазами видел!

– Ужас какой…

– Вот дурак-то – из окна кидаться! А если инвалидом останешься? Лучше уж таблеток наглотаться.

– Жалко-то как парня, ведь молодой совсем.

– Говорят, несчастная любовь…

– Обкурился, наверное, или ломка.

А между тем парень не был ни пьяным, ни обкуренным, и любовь тут ни при чем. На самом деле всё началось с открытки.

Тот день – первый день лета – запомнился мне набором ярких цветовых пятен, словно кто-то крупными мазками наносил краску на чистый лист бумаги.

Утро. Я сижу в кафе, вяло ковыряю вилкой остывший блинчик и ничего еще не знаю ни о каких самоубийцах. На столе передо мной лежит черный квадрат – визитка Магрина. Обещал позавтракать со мной и не пришел. Такое бывает, мало ли дел может быть у городского куратора по v.s. скрапбукингу.

Воздух наполнен свежим утренним солнцем. На занавеске, оформленной в стиле шестидесятых, чередуются голубые и синие кругляшки. Сквозняк играет занавеской, а солнечные лучи подсвечивают ткань снаружи. Если закрыть глаза, то некоторое время перед ними еще стоят ровные круги цвета летнего неба.