Ну и уроки физкультуры всегда любила, конечно. Зимой мы катались на лыжах, летом бегали и прыгали. В волейбольную секцию при этом стала ходить с третьего класса. И когда мне вырезали аппендицит и, разумеется, строго ограничили физическую нагрузку, я на физкультуру не ходила, а вот на тренировки все равно бегала.

Росла я всю жизнь равномерно. Каких-то скачков не было. Сколько себя помню – всегда выше всех сверстниц. Когда нас фотографировали, то сначала меня ставили с краю, потом – рядом с воспитательницей, чтобы не было слишком большого контраста. В школе точно такая же история.

Разумеется, пробовали меня отдать и в гандбол, и в баскетбол. В том спортклубе, где работала тренером по волейболу тетя, была также и баскетбольная секция – в которой, кстати, занималась моя мама, – и гандбольная. И оба других наставника – и баскетбольный, и гандбольный – настойчиво пытались перетащить меня к себе. Тянули каждый на себя, словно я одеяло… Тренерша по баскетболу меня нахваливала и говорила что-то вроде: «Ну она же прирожденная баскетболистка, у нее все данные!» «Гандболист» отвечал: «Нет, в гандболе ей будет проще и интереснее, у нее получится гораздо лучше, чем в вашем баскетболе…»

Когда в 11 лет я перешла в другую школу, то попала в класс с гандбольным уклоном. Правда, в тот момент уже плотно занималась волейболом и менять его ни на что не хотела. Но хотя бы на одну гандбольную тренировку должна была сходить… Особенно на меня никто не наседал, но физрук все равно настоятельно просил посетить занятие по ручному мячу. А вдруг понравится и получится?

Сходила. Не понравилось категорически. Пока еще бегали, разминались с теннисными мячиками – все нормально. Но когда девчонки принялись друг друга лупить, щипать, хватать за футболки и за волосы, тут же сказала: «Нет, спасибо, это мне как-то совсем не близко. Какие-то тут все слишком отчаянные». Причем это ведь всего лишь тренировка, все свои, а на играх они мутузили соперниц еще сильнее…

Я за девчонок болела с трибуны, и на трибуне мне нравилось быть гораздо больше, чем в гуще гандбольных событий. Даже мячик этот маленький в руках не подержала ни разу. И так все было ясно: не мое.

Баскетбольная наставница тем временем продолжала очень упорно зазывать к себе, но я столь ж упорно держала оборону. Мол, сходила уже на гандбол, и этого для меня более чем достаточно.

При этом тетя на меня с выбором не давила совершенно. Говорила: выбирай сама, что тебе нравится. Я ее потом спрашивала:

– А ты не боялась, что я променяю волейбол на что-то другое?

Она в ответ смеялась.

– Нет, была уверена, что тебе вся эта толкотня не понравится.

…Меня часто спрашивают журналисты: «В каком возрасте поняли, что волейбол станет вашей профессией?» Я в шутку отвечаю: «Только сейчас, когда карьера уже закончена». Ну а если серьезно, то у меня в детстве совершенно точно не было далеко идущих планов, связанных со спортом. То есть в 10–13 лет даже мыслей никогда не возникало, что меня возьмут в сборную России, что буду завоевывать медали чемпионатов Европы, мира и Олимпийских игр. Я перед собой всегда ставила куда более постепенные и поэтапные цели.

Сначала хотела попасть в команду мастеров. Потом, когда это случилось, – чтобы мне пришел вызов в юношескую сборную. После этого задумалась о первой сборной… И лет в 18, когда приехала в «Уралочку», стало окончательно понятно, что волейбол в моей жизни всерьез и надолго. Но при этом я никогда не воспринимала себя как «звезду», как «волейбольную надежду». Мне и мама с тетей всегда твердили: «Главное – не зазнаваться. Потому что подняться можно легко и быстро, а падать можно еще быстрее и очень больно».

Кстати, по поводу «надежды волейбола» был смешной момент. Тетя рассказывала, что когда меня впервые увидел на тренировке директор СДЮШОР, в которую я впоследствии перешла к тренеру Суровой, он вообще ничего ей не сказал. А только поплевал три раза через левое плечо и постучал по чему-то деревянному… Ну то, что задатки у меня хорошие, было видно, в общем, довольно рано.

А вот в диагональ меня, кстати, поставили довольно поздно. В детстве играла на позиции центральной блокирующей. Когда перешла уже к Николаю Михайловичу Сорогину, во взрослую команду мастеров «Метар», то он меня тоже видел первым темпом. И только в молодежной сборной России меня стали переучивать на волейболистку четвертой зоны. Конечно, это доставляло поначалу определенные неудобства. Но в принципе мне нравилось много атаковать, и переход этот дался без особых проблем. А когда уже перешла к Карполю, он сразу сказал, как отрезал: «Я тебе не вижу центральным игроком. Будешь играть в четвертой зоне». И все, с тех пор я блокирующей больше не была.

Собственно, профессиональной волейболисткой я стала в 14 лет. Сорогин решил, что дальше играть в детской команде мне смысла больше нет, и забрал к себе в клуб. В моей трудовой книжке первая запись выглядит так: «3 января 1995 года принята на должность спортсмена-инструктора в команду «Метар» города Челябинск». Забавно, что у моего супруга день рождения тоже 3 января. Часто шутим с ним по этому поводу…

Вместе с мамой подписали первый самый настоящий контракт. Размер зарплаты сейчас не вспомню, тем более что тогда рубль постоянно девальвировался, но деньги эти нашей семье пришлись, что называется, «впору». 90-е были очень трудным временем.