– Знакомлюсь с различными изложениями случившегося с королевской семьей во время Террора.

– И?

– Леди Жизель сказала тебе правду: у принцессы действительно есть окровавленная рубашка, в которой ее отец взошел на гильотину. Духовник короля сохранил ее и передал Марии-Терезе.

– Жутковатый поступок.

– Да уж. И все же, по моим ощущениям, принцесса высоко его оценила. Не правда ли, это заставляет задуматься об исторической роли королевского исповедника?

– Щекотливая должность, требующая, надо полагать, немалого такта. Впрочем, не столь сложная, когда имеешь дело с правителем наподобие Людовика XVI, который, по всеобщему мнению, был преданным, любящим мужем и отцом и старался быть справедливым и честным королем. Но каково, положа руку на сердце, отпускать грехи Людовику XIV или, скажем, Ричарду III? Правителю, чьи деяния явственно и неоднократно нарушали предписания его веры.

– Не понимаю, как подобные правители могут всерьез мнить, будто получают от духовника отпущение грехов. Должно быть, они на самом деле не верят в исповедуемую ими религию.

– Не исключено. Но вероятнее всего, они убеждены в дарованном им свыше божественном праве.

Геро вскинула глаза на мужа.

– Праве всячески грешить и убивать без зазрения совести?

– Именно.

– Тогда зачем вообще утруждать себя исповедями?

– Этого я не знаю. Хотя можно попробовать спросить лично у Марии-Терезы.

Геро негромко хмыкнула:

– Было бы забавно.

Себастьян присел рядом с котом. Тот приподнял голову и посмотрел на хозяина с утомленно-терпеливым видом. Кот жил в их доме уже четыре месяца, но до сих пор не получил имени. Из множества выдвинутых предложений ни одно в полной мере не воздавало должное уникальному сочетанию высокомерия и скучающего безразличия в этом животном.

– У меня только что состоялся интересный разговор с Амброзом Лашапелем.

– Да?

Спокойным, размеренным тоном Себастьян повторил рассказ француза о том, как обходились с юным дофином в тюрьме Тампль.

– Я слышала кое-что из этого раньше, – вздохнула Геро, когда он закончил, – но не все. Несчастное дитя.

Наблюдая, как муж почесывает кота за ушком, она заметила:

– В рассказе Лашапеля тебя что-то беспокоит. Что именно?

Себастьян передвинул руку, чтобы погладить кота под подбородком. Тот задрал голову и блаженно зажмурил глаза.

– С «сиротками из Тампля» слишком много нестыковок.

– Например?

– Зачем подвергать мальчика столь жестокому обращению, в то время как его сестре позволено жить в относительном комфорте всего лишь этажом выше?

– После того как Людовика XVI отправили на гильотину, его сын стал Людовиком XVII, некоронованным королем Франции – символом всего, что ненавидели революционеры. А Мария-Тереза была всего лишь девушкой. Королевской дочерью, да, но по салическому закону она не имела права на трон.

– Верно. Хотя, к примеру, Испания тоже соблюдала салический закон, но там его сумели обойти [30] . Существовала реальная опасность, что во Франции случится то же самое. Поэтому вряд ли можно утверждать, будто Мария-Тереза не представляла никакой угрозы для революционеров или Республики. Тем не менее ее оставили в живых.

– Что еще?

– Мне не дают покоя перемены в содержании дофина, которые живописал Лашапель. Супругов Симон, первых тюремщиков Луи-Шарля, внезапно отстранили, на их место пришла череда меняющихся охранников. В то же самое время окно камеры заколотили, оставив пленника в темноте. Зачем?

– Из жестокости.

– Напрашивающееся предположение. Но я не исключаю другой причины.

– Хочешь сказать, чтобы никто не мог рассмотреть или узнать его? Благие небеса, Себастьян, неужели ты веришь этим романтическим басням о спасенном из тюрьмы некоронованном короле и несчастном глухонемом мальчике, оставленном умирать вместо него?

Себастьян поднялся на ноги.

– Нет, конечно, нет. Просто… Почему, черт подери, они не показали труп дофина его сестре? Она же была рядом – не только в той же тюрьме, но и в той же самой башне, в комнате прямо над его камерой. Зачем оставлять ее в сомнениях? Зачем позволять слухам шириться и крепнуть? Почему не покончить со всеми этими предположениями о подмене раз и навсегда?

– Откуда тебе известно, что Мария-Тереза не видела своего мертвого брата? С ее слов?

– Не понимаю, зачем ей это отрицать, – мотнул головой Себастьян.

– Что если принцессе показывали тело мальчика, но его состояние так ее потрясло, что разум отгородился от ужасных воспоминаний?

– Я не думал о таком варианте, но, возможно, ты и права.

Себастьян направился налить себе бренди.

– По-моему, и граф Прованский, и Мария-Тереза были отлично осведомлены о том, что Дамион Пельтан приходится сыном врачу, лечившему дофина перед смертью.

– Но ты же не считаешь, что по этой причине с ним и расправились? Кто станет убивать человека за то, что сделал его отец почти двадцать лет назад?