– Я про все это. – Я развожу руками. Мой голос начинает немного хрипеть от нервов. – Что заставляет тебя так возиться со мной? Ты лишь растрачиваешь свое время, уделяя такое больше его количество… – Я запинаюсь. – Инвалиду.

К глазам подступает влага, но я туго сглатываю, стараясь вернуть себя в норму. Это не тот момент, когда стоит проявлять свою слабость. Даже если лишний раз вспомнила о том, кем являешь на самом деле.

Хейден не отвечает. Он полминуты смотрит на меня выжидающе, но я так и не поднимаю на него глаз. Я не знаю, куда дальше выведет этот разговор, и уже очень жалею, что вообще открыла рот. Уже к двадцати пяти годам у меня не останется нервных клеток.

Все-таки поняв мой настрой, Хейден приподнимает мой подбородок и мягко прижимается к губам. Приятное тепло разливается по всему телу. Вот и воплотилось то, о чем я думала так долго. Я приоткрываю губы, давая ему свободу, и Хейден целует меня глубже, словно передавая ответы на все мои глупые вопросы. Забвение накрывает с головой нас обоих, и, кажется, больше не существует ничего и никого вокруг.

Хейден слегка отстраняется и шепчет мне в губы:

– Ты получила ответ на свой вопрос? – Парень расплывается в улыбке и снова целует меня, закинув мои руки себе за шею.

Да уж. Это именно то, что мне так хотелось получить.

Кажется, от счастья светилась я насквозь. Сказать, что мы с Хейденом замечательно провели время, – значит не сказать ровным счетом ничего. Мои эмоции были настолько смешаны, что я до конца даже не верила, что все это происходит именно со мной.

После череды несчастий, я, то и дело, все глубже тонула в беспросветном океане депрессии, словно нет ни единого шанса на спасение. Однако сейчас я вижу этот шанс. Он идет позади меня, непринужденно толкая мою коляску вперед по тротуару, и травит шутки о том, как наскучила ему жизнь с родителями под одной крышей. Хейдена гораздо больше устраивала перспектива, если бы он жил хотя бы через дорогу от них.

Теплый Гарден-сити окутывал нас легким дуновением ветерка, ярким солнечным светом и беззаботной атмосферы, которая была по нраву и мне, и этому невозможному болтуну Хейдену.

Оказавшись дома, я тут же попала под расстрел вопросами со стороны отца. Конечно, он был бы полным олухом, если бы совсем не замечал, как начала расцветать его дочь после полугода, проведенных в четырех стенах.

– Ох, пощади, отец! – Взмолвилась я, закатив глаза, когда папа вдруг начал лекцию о том, что бывает, когда мальчик с девочкой дружит очень близко.

Ловко выкручивая колеса, я спешу покинуть комнату, дабы уберечь себя от папиных глупостей. Я все понимаю, он волнуется за меня, но, по-моему, это уже становится просто нелепостью.

– Я не шучу, Фиби! – Он пытается сделать голос как можно строже, хотя прекрасно понимает, что его нотки грубости в тембре меня нисколько не пугают.

– Да какие же тут шутки, папа? – Издеваюсь я, иронично приложив ладонь к грудной клетке. – С такими вещами нельзя шутить, ведь столько девок подобным образом испортили себе жизнь.

Уловив издевки в моем голосе, папа принимает серьезное выражение лица. Еще серьезнее, чем было до этого.

Повисает минутное молчание. В воздухе так и чувствуется напряжение, и я бессильно вздыхаю, закатив глаза.

– Посмотри на меня, отец. – В моем голосе начинает прослеживать боль отчаяния, от чего папа немного смягчается. – Я – сама посредственность и серость. Энн-Арбор отнял у меня все: умение радоваться жизни, природную свежесть и красоту, а самое главное – ноги.

На глазах начинают наворачиваться слезы от неприятных воспоминаний. Папа хмурит брови. На его лице тоже появляется болезненная тень.

– И что я получила взамен? – Продолжаю я. Голос слегка хрипит, но я силюсь делать его как можно более спокойным. – Серость, апатию, истощение, синяки под глазами и инвалидную коляску. – По щеке катится предательская слезинка, но я тут же избавляюсь от нее рукавом своей растянутой кофты.

Отец открывает рот, чтобы что-то сказать, но я выставляю перед собой руку, давая понять, что еще не закончила.

– У тебя взрослая дочь, у которой имеется на плечах голова. И если ты правда хочешь, что она выбралась из болезненного состояния, не омрачай ее настроение такими разговорами. Хейден – единственный человек, который не смеется надо мной и не утешает каждую минуту. Он относится ко мне также, как относился бы, будь я совершенно обычной среднестатистической девушкой. И я не замечала за ним ни одного грязного поступка. Поэтому, не думаю, что он может поступить грязно со мной.

Этих слов хватает, чтобы волнение улетучилось с лица папы, чему я несказанно рада.

– Ты совершенно права, Фиби, – произносит он, поднимаясь с дивана. Затем подходит ко мне и мягко целует в макушку. – Я попрошу миссис Джеймс сделать для нас чай.

Оказавшись, наконец, в своей комнате, я аккуратно перебираюсь на кровать и рывком откидываю на подушки. Спина затекла от долго нахождения в одном положении, зато теперь я чувствую абсолютный комфорт, разливающийся по моему телу.

Потерев глаза, я обращаю внимание на шрамы на руке, которые в миг переносят меня в тот ужасный день, когда к нам в общежитие заявилась Тереза и искалечила мне запястье. Теперь на моей руке красуется несколько неглубоких шрамов, не дающих мне забыть о том, с кем мне пришлось столкнуться на жизненном пути.