После операции рентгеновский снимок показал, что сломанная кость, скрепленная аппаратом Илизарова, стояла в правильном для сращения положении. Врачи, наблюдавшие операцию, были поражены. А Илизаров сказал с мягкой улыбкой:

— Видите, это только кажется непонятным и сложным, а на самом деле довольно просто и надежно. И вот доктор Лиля может это подтвердить, она в один прием поняла всю мою технику. Молодец!

Лиля, хоть и не все поняла, зарделась от похвалы и с уважением смотрела на провинциального доктора, такого, казалось, простоватого человека, который изобрел необычный метод лечения сложных переломов костей. Как это пришло ему в голову?

Марьяна Трахтенберг рассказала ей:

— Я узнала про этого Илизарова от Рабиновича. Оказывается, он настоящий самородок, происходит из горских евреев, которые называются таты. В Кургане он уже вылечил тысячи инвалидов с незажившими переломами, но в Москве его до сих пор не хотят признавать. Поэтому Рабинович решил ему помочь. Говорит: «Надо помочь способному еврею».

Боткинские врачи-травматологи еще долго с удивлением и даже восхищением говорили про этого удивительного врача. Некоторые расспрашивали Лилю как участницу операции о деталях метода. Она, как могла, рассказывала то немногое, что успела понять из указаний на операции.

Вскоре прошел слух, что Илизарову не удалось убедить московских профессоров и бюрократов из министерства. Там у него были мощные недоброжелатели и завистники, и он уехал из столицы ни с чем.

Прошел год, Лиля и думать забыла об Илизарове и его методе, но ее неожиданно вызвал Рабинович:

— Хотите, я вам скажу? Этот курганский доктор Илизаров оказался очень настырным, он добился от министерства организации курсов, чтобы к нему на месяц посылали врачей для обучения его методу. Выделено одно место для Москвы. Главврач (он называл жену по должности) поручила послать на курсы вас.

— Меня? — поразилась Лиля.

— Ну да, вас. Вы ведь ассистировали ему, и он вас хвалил.

— Но я совсем не помню, что мы делали.

Рабинович смотрел на нее с покровительственной улыбкой, как на ребенка.

— Хотите, я вам скажу? Для нашей больницы это хорошая возможность начать пропаганду метода Илизарова в Москве. Но сначала вас просили явиться в министерство к главному травматологу.

— Зачем?

— Он считает, что вы должны получить от него инструкцию.

Лиля была взволнована: ехать в Курган, учиться методу Илизарова… Это интересно. Она никогда не выезжала в командировки и не бывала в провинции. К тому же совет Рабиновича начать делать эти операции в Москве был интересной возможностью.

В запутанных коридорах министерства она с трудом нашла кабинет профессора Колкова. Большой начальник — главный травматолог, директор института, академик — выглядел моложаво. Он смерил ее слегка высокомерным взглядом и заговорил с ней, как будто отдавая приказы:

— Я должен вас предупредить: Илизаров станет уверять, что изобрел самый лучший способ лечения переломов. Не поддавайтесь его россказням. Для лечения переломов есть аппараты лучше, чем у него. Ничего особо нового в его предложении нет. Мы подозреваем, что он подтасовывает результаты лечения, его доклады и статьи пахнут научным шарлатанством. Да-да, не удивляйтесь, довольно много врачей из провинции пытаются выдавать себя за ученых. Илизаров пишет, что разработал способ удлинения костей при их укорочении после переломов. Он мнит себя первооткрывателем. Вам доверяется сложная миссия: проверить, так ли все хорошо, как он старается представить. Смотрите, записывайте, измеряйте длину костей. Когда вернетесь, доложите нам всю правду. Пора вывести его на чистую воду.

Лиля слушала, абсолютно обескураженная, получалось, что большой начальник посылает ее не для обучения, а подставляет как шпионку, чтобы она потом донесла на Илизарова. Этот тип уверен, что она, молодая женщина, не только не станет возражать, но побоится ослушаться. Почему выбрали ее? Первой мыслью было сразу отказаться от поездки. Но ей показалось, что в указаниях Колкова сквозит явная предвзятость. Если год назад министерство не захотело признать Илизарова, то почему теперь организовало его курсы? Значит, что-то есть в его изобретении…

Прежде чем отказаться, она решила поговорить с Рабиновичем.

— Моисей Абрамович, я не знаю, что мне делать. Он ведь академик. А я кто? Мелкая сошка.

Рабинович ухмыльнулся:

— Хотите, я вам скажу? Это простая зависть и ревность. Он академик, директор, главный, а тут является какой-то провинциальный доктор и предлагает переворот в лечении. А ему самому нечего противопоставить, у него нет никаких важных открытий. Он типичный выдвиженец партии, забрался наверх без заслуг. Вот и действует по принципу всех псевдоученых — «не пущать». К тому же этот Илизаров — горский еврей, тат, да еще и беспартийный. Колков считает, что ничего не стоит его задавить.

— Но что мне делать там, в Кургане? Неужели я должна слушать Колкова и шпионить?

— Ни в коем случае не ввязывайтесь в эту интригу. Вас посылают на курсы обучения, вот и учитесь.

— А когда я вернусь, и Колков потребует от меня, что просил? Что мне тогда делать?

Рабинович хитро прищурился:

— Хотите, я вам скажу? Тогда поступайте по совести.

Лиля не подозревала, какую большую роль эта поездка и этот разговор сыграют в ее будущем.