Шрифт:
– Интересно, – заметил Илья с улыбкой, не принимая всерьез слова Зинаиды Львовны.
– Ты сходи к ней, Илюшенька, сходи! Чувствую, корень зла надо искать там, у этой девицы!
Варя из-за спины Зинаиды Львовны бросила на Илью смеющийся взгляд и вновь повернулась к стене. И Шахов, стараясь сохранять лицо серьезным, сдался:
– Ладно, схожу. Где живет эта девушка?
– На четвертом! Как раз по нашему стояку. Под моей, значит, квартира Павла Ивановича, а под ней – той девушки.
– Ясно. Ну, я пошел. Варя, если что, звони на мобильный, – Илья выложил на стол свою визитную карточку. С тайной надеждой, что девушка карточку возьмет и… когда-нибудь ему позвонит. Без повода, просто так.
Прежде всего Шахов обошел квартиры, находящиеся на одной площадке с жилищем Зинаиды Львовны. В одной из них ему открыла женщина среднего возраста. Илья назвался сотрудником коммунальной службы. Хозяйка выслушала его и отрицательно покачала головой: нет, в ее квартире нет ни пятен, ни трещин, ни других дефектов, сырости и плесени – тоже. Все в порядке. Илья поблагодарил женщину и пошел дальше. В другой квартире ему ответили примерно так же.
С девушкой, проживающей над Зинаидой Львовной, действительно вышел небольшой конфликт. Дверь долго не открывали. Потом наконец в замке загремел ключ.
– Чего тебе? – грубо спросила девица, высунув лицо в узкий дверной проем. Она была некрасивой, с выпуклыми глазами-пуговицами и приплюснутым носом, что делало ее похожей на пекинеса. Белобрысые волосы неряшливо торчали, будто девица только что проснулась.
– Здравствуйте, – улыбнулся Шахов одной из тех улыбок, которые не оставляли девушек равнодушными.
Но на эту девицу, видимо, находящуюся в танковой броне, обаяние Ильи нисколько не подействовало. Она не поздоровалась, лишь продолжала на него выжидающе смотреть, при этом громко сопя, что еще больше роднило ее с пекинесом.
– Я к вам вот по какому поводу…
Он начал излагать версию, связанную с планирующимся ремонтом подъезда, но девица грубо его оборвала:
– А мне нет никакого дела до вашего ремонта! Вам лишь бы деньги содрать! Нет у меня их, нет, понятно? Ни копейки не дам!
– Да при чем тут деньги? – опешил Илья. – О деньгах и речи не идет. Меня интересует состояние стен в вашей квартире. Не наблюдаете ли вы излишней влажности, появления пятен, плесени и…
– Я чо, на болоте живу? Плесень… Нет у меня никакой плесени. Ненормальный какой-то… Иди вон, про плесень у «плесени», что внизу живет, спрашивай. Мож, у нее есть.
С этими словами девица громко хлопнула дверью. Илья обескураженно уставился на обитую черным дерматином с потускневшими шляпками обивочных гвоздей дверь, затем пожал плечами и спустился на два этажа ниже.
Клавдия
Клавдия закрыла дверь за нарушившим ее покой парнем из коммунальной службы и презрительно фыркнула. Плесень, мокрые стены, запланированный ремонт – заурядная «бытовуха», которая была так далека от того, что тревожило Клавдию. Если бы и ее проблемы решались так легко!
У красавчика, который позвонил в ее дверь, прямо на его слащавой физиономии было написано, что никаких проблем у него нет. Ни с работой, ни с личной жизнью, ни тем более с самим собой. Расспрашивая Клавдию о состоянии стен, он расплывался в такой приторно-доброжелательной улыбке, что создавалось впечатление, будто для него нет ничего приятнее, чем ходить по чужим квартирам в поисках плесени или трещин. Банальность! Девушка ненавидела банальность, «беспроблемных» людей и слащавых красавчиков. С красавчиками у Клавдии имелись свои счеты. Ее, некрасивую от рождения и всю жизнь страдавшую от своей неказистости, мучил один вопрос: почему над внешностью некоторых людей природа работает тщательно, любовно и дотошно выписывает линии, а других, как, например, Клавдию, создает грубо, топорно и словно в темноте. Где справедливость? Ведь говорят же, что перед богом все равны. Куда там! Не равны!
Так где эта самая справедливость, когда жизнь Клавдии уже давно превратилась в ад! Ее жизнь – это ад.
Испорченные плесенью стены можно зашпаклевать, замазать, закрасить. А продырявленное кошмарными видениями сознание залатать уже невозможно.
В первый раз это произошло с ней, когда ей исполнилось пятнадцать. Клавдия хорошо запомнила момент, ставший в ее жизни переломным. До этого она была девушкой-без-страхов, девушкой-без-видений, здоровой и нормальной, с точки зрения родственничков и этих тварей-«врачевателей», а после стала «девушкой-с-проблемами».
Как же забыть такое?
В тот день Клавдия собиралась на дискотеку. А перед этим поспорила с матерью из-за какой-то ерунды и поругалась с Танькой, вставшей на сторону матери. Кажется, мамаша обнаружила в кармане ее куртки пачку сигарет. Соврать, что сигареты вовсе не ее, а дружка Витьки, не удалось: мать орала, что уже давно подозревает ее в курении, мол, от нее постоянно воняет сигаретным дымом. Клавдия что-то резкое ответила, хлопнула дверью ванной и заперлась там. Первое, что она увидела, была косметичка старшей сестры, забытая на умывальнике. Танька, красившаяся перед свиданием со своим хахалем, выскочила на шум, который подняла мамаша, обнаружившая сигареты, да так и оставила косметичку в ванной. Клавдия злорадно улыбнулась: между сестрами уже давно шла война из-за этой злополучной косметички. Танька орала, чтобы Клавдия не трогала ее тушь и помаду, а Клавдия швыряла ей в лицо позаимствованные тюбики с помадой со словами: «Подавись, жадюга!» Мать встревала в их ссору и обычно принимала сторону старшей дочери, что еще больше выводило Клавдию из себя.