Лера, впервые в жизни оказавшаяся в роли ведущей, при виде направленных на нее кинокамер и осветительных приборов от волнения чуть не лишилась дара речи. В сознании мгновенно проносились ужасные мысли: — «Зачем я согласилась, теперь я опозорюсь перед огромной толпой, а главное — перед Юргеном. Но у меня не было выбора! Судьба послала мне серьезное испытание, и я должна справиться!.. Я должна…» И, глубоко вздохнув, она поднесла ко рту микрофон.

— Спасибо всем, что пришли на наш вечер! Мы очень рады, что проведем его все вместе, — сказала она первое, что пришло ей в голову, совершенно забыв приготовленный текст.

Представитель райкома подозрительно покосился на нее, сверяя ее слова с напечатанным и утвержденным текстом. Красовский одобрительно улыбнулся из зала, стараясь поддержать свою подопечную. Наташа озабоченно говорила что-то оператору, потом запорхала по залу подобно летней бабочке, делая какие-то указания то звукооператору, то осветителям. Но все это было как в тумане, как во сне. Лера не видела ничего, кроме яркого света, а собственный голос казался ей чужим, непослушным и звучал откуда-то издалека. Она прошла по сцене, почти не чувствуя ног, и взгляд ее остановился на спокойном, улыбающемся лице Юргена. Туман рассеялся, сцена обрела форму, пол под ногами перестал ускользать, слова зазвучали вдруг сами собой.

— Я долго думала, с чего начать наш разговор. — Лера смотрела в зал, отделенный от нее световым барьером и постепенно обретавший очертания. Как много людей! Какие разные лица… Молодые работяги, приодевшиеся как на праздник, длинноволосые хиппи, накрашенные девицы… Лера искала взглядом среди них кого-то одного, кого можно было бы выбрать в собеседники и, обращаясь к нему, чувствовать себя увереннее. Она знала этот давно испытанный прием, к которому прибегали многие артисты. Вдруг ее взгляд остановился на двух парнях из общежития — чернявом и рыжем, они смотрели на нее, и Лера, улыбнувшись, как добрым знакомым, продолжала:

— Знаете, мне, конечно, очень повезло, что именно меня выбрали ведущей этого вечера. Мне очень приятно познакомить вас с нашими немецкими друзьями, которые приехали сюда, потому что любят нашу страну и хотят узнать о ней как можно больше. Они хотят, чтобы у них на родине тоже знали правду о том, как мы живем, они снимают фильм о Советском Союзе. — Лера подошла к Юргену, взяла его за руку и подвела к микрофону. — Юрген Грасс — будущий режиссер, еще он замечательно поет и, главное, знает русский язык. Поэтому вы сможете разговаривать с ним без переводчика, задавать ему вопросы. А сейчас я передам ему микрофон и попрошу представить его друзей — студентов киношколы, расположенной в немецком городе Гамбурге.

В зале вдруг заулыбались, зашумели, захлопали… И Лера, оправившись от недавнего испуга, заметила наконец Красовского, который одобрительно кивал ей из первого ряда.

— Дорогие друзья! — сказал Юрген. — Мой русский не очень хороший. Я имел мало практики. Я могу ошибиться.

— Ничего! Давай, Юрген! — крикнул чернявый парень. — Мы не обидимся.

Пока Юрген рассказывал о Зигфриде, Хайнце, Вернере, Клаусе, бегавшем с кинокамерой по залу, Лера незаметно ушла со сцены, надеясь, что ее миссия выполнена, и отправилась искать Наташу.

Посыпались вопросы из зала, на которые Юрген едва успевал отвечать. Он вызвал на помощь Вернера и Зигфрида, оставив себе скромную роль переводчика.

Их спрашивали обо всем — нравятся ли им русские девушки, какая зарплата у немецких рабочих, сколько стоит водка в Германии, как они относятся к войне.

— Мы пацифисты. Мы против войны, — спокойно ответил Юрген.

— А твой батя небось убивал наших солдат? — прозвучал чей-то злой голос.

— Мой отец антифашист. Он всегда ненавидел Гитлера.

— А если у вас будет новый Гитлер, вы опять пойдете убивать нас?

— Нет.

— А если вас заставят?

— Это нельзя. У нас такой закон. Я иду в армию, если хочу. Заставить никого нельзя.

— Вот бы у нас такой закон ввели! — громко сказал какой-то парень.

И тут же представитель райкома что-то зашептал Красовскому, а тот молча кивнул.

Молодые немцы, которые держались с достоинством и не боялись отвечать на провокационные или просто глупые вопросы, явно нравились публике. А уж когда Юрген взял гитару и запел, в зале повскакивали с мест. Он был в ударе, пел на немецком, на английском и даже на русском.

Вдруг рыжий парень с наколкой на руке поднялся с места и выкрикнул:

— Эй, ведущая, ну-ка спой! Чего стесняешься? Помнишь, как в общаге…

Он явно привлек к себе внимание, зал зашумел. Лера испуганно посмотрела на Наташу.

И тут Юрген, оборвав песню, заявил на весь зал:

— Это очень правильно. Она поет лучше всех! Прошу на сцену.

— Я не буду петь, я не могу, — вспыхнув, прошептала Лера Наташе.

— Иди, — Наташа легонько подтолкнула подругу.

А Юрген с такой нежностью поглядел на нее и так обворожительно улыбнулся, что она не смогла устоять. Когда она пела свои романсы, он, быстро схватывая мелодию, подыгрывал ей на гитаре.