Боль нарастала и утихала. Она волнами обволакивала тело, поднимала её к самому мощному, самому грандиозному, самому великолепному девятому валу!

– Кричи, кричи! Будет легче.

Уговаривала сердобольная сестричка.

– Тужься! Не ленись.

Приказывала до смерти усталая акушерка.

Заза слышала и не слышала и их голоса, и другие, звучащие в отдалении, звуки. Она и понимала, и не особо вдумывалась в то, что творится вокруг неё. Обычная жизнь, обычного роддома. Она уже на специальном кресле. Рядом врач, акушерка, сестра... сколько их... Всех Заза не видела, но чувствовала присутствие каждого. Они что-то делают. Привычно и сосредоточенно стараются ей помочь, направляют работу её тела. Но Заза, как будто, и не понимает, о чём они говорят. Всё, что происходит вокруг, все много раз воспроизведённые и выверенные действия медицинского персонала - это не касается её. Всё это - где-то там, снаружи. Она сосредоточена на том, что внутри неё. Заза в том, что происходит в, ставшем удивительным, абсолютно незнакомым, её собственном теле. Она прислушивается к каждому крохотному изменению в тонусе мышц, к едва заметному усилению или уменьшению напора тока крови. Главное же, ко всё сильнее, активнее двигающемуся в её чреве, кому-то. Все девять месяцев с того момента, когда ощутила присутствие в себе этого кого-то, Заза прислушивалась. С начала - с долей изумлённого любопытства, даже подсмеивалась над собой. Находя ситуацию довольно странной, но, даже, приятной. Потом... Потом - всё больше и больше привыкая, приноравливаясь к этому кому-то. Заза перестала замечать, вернее, выделять его жизнь, его присутствие внутри себя. Им было комфортно и радостно вдвоём. Она понимала, теоретически знала, что рано или поздно им придётся расстаться. Существо, которое она носит, которое защищает и питает собой, должно будет зажить отдельной, своей жизнью. Всё это Заза знала, ко всему этому она готовилась. Но... Когда пришёл этот - тот самый момент - она растерялась. Терзающая тело Зазы боль, была нестерпимой. Но боль от осознания, что они расстаются, что этой теснейшей, всепроникающей связи уже никогда не будет - эту её трагедию ни с чем невозможно было сравнить. Это-то то и отнимало последние силы Зазы. Она тихонечко стонала - на крик, как ни уговаривала сестричка, сил у неё не хватало. И, всё таки, физическая боль была ничем, была несоизмерима с тем, что она переживала. Мощный всплеск душевных, ментальных сил поднимал Зазу над гасящим сознание, валом боли. Она сама, её душа были в недостижимом, необъяснимом, сияющим светом безмолвии. Всё, как будто, застыло, остановилось. Блаженное единение с бесконечностью, чистотой и светом, то, что никогда больше не повторится, испытала Заза за миг до того, как раздался слабый, как будто мяукающий звук. И всё пришло в движение, зазвучало, запахло, заболело, заговорило.

– Поздравляю, мамочка. Прекрасный парень.

Услышала Заза и потеряла сознание.

Дуду

Дуду хотелось плакать. Очень хотелось. И он поплакал бы. Но никого вокруг не было. Были, конечно, другие люди. Вон - силуэты здоровых мужиков на самом краю каменистой косы. Но какой интерес им плакать? Только засмеют. Или, чего доброго, отберут удочку и банку с червяками. Он так их вечером капал! Ууу.... Вот, если бы рядом была мама. Да и ей - как поплачешься. Дуду с таким трудом уговорил её. Мама никак не хотела отпускать его с пацанами на раннюю рыбалку. Как всегда, значит, была права. Но ему так хотелось!!! Во дворе только и разговор было о том, как сходили, кто сколько поймал. Мальчишки сравнивали удилища, лёски, блёсны, спорили о качестве червей. Дуду они не замечали. Мало того, что малец, так ещё и пришлый, новенький. Он им "не показался". Дуду с мамой переехали в этот дом года полтора назад. Так уж случилось– объясняла, как будто оправдывалась, мам. Так надо было, как будто открывает страшную тайну, объяснял мальчишкам Дуду. Но народ в этих старых проходных дворах был "тёртый". Их не проведёшь. И, скоро вся ватага с большими или меньшими подробностями знала историю Дуду и его матери. Как выяснилось, знали они даже больше, чем сам Дуду. И, поскольку, почти у каждого из них была своя, ничем не уступающая его случаю, история, пацаны, в конце концов, приняли его. Не тушуйся, мужик. Подбодрили Дуду. Тут почти у каждого отец ещё тот ***. Какие были у пацанов отцы мама, густо покраснев, так и не объяснила Дуду. Но строго настрого запретила с ними дружить. А с кем дружить? Не сидеть же целыми днями в их малюсенькой комнатке. И на кружки, ни на один, Дуду теперь не ходит. Было нечестно и некрасиво напоминать маме об этом, но так хотелось туда, во двор, к пацанам. И мама сдалась. А Дуду позвали рыбачить! На ранний клёв! И не просто позвали - один из пацанов - Авторитет даже отдал Дуду удочку своего старшего брата. Пользуйся, мелюзга. И хоть он обозвал Дуду мелюзгой, и удочку не подарил навсегда, а дал лишь попользоваться, Дуду был страшно горд и счастлив. Удочка была прекрасная! Всё в ней было великолепно! И удилище, и леска, и блёсны и поплавки! Авторитет дал Дуду всё!!! Вот только мама ужасно расстроилась. Я разрешила тебе с ними общаться. И только. Ни о какой рыбалке речи не было! Она приказала Дуду отдать это лакированное чудо обратно Мишке. Так, на самом деле, звали Авторитета. И Авторитет, кстати, совсем не имя. Долго и слишком подробно объясняла мама. И ещё она сказала, что опасно, что совсем не стоит водиться с тем, у кого брат сидит. А, тем более, брать у такого человека подарки. Дуду привык, что мама умная. И всегда, ну почти, всегда права. Он привык её слушаться и не огорчать. Но тут...что-то было не совсем так..

Во-первых - ему правился Авторитет, хорошо, пусть Мишка. И мама его плохо знает.

Во-вторых - что плохого в том, что человек сидит! Они и сами всегда - сидят!

Вот это о Мишке и его сидячем брате, немного поразмыслив, и сказал Дуду маме.

Уже было поздно, почти ночь и для этого Дуду пришлось разбудить маму. Ведь заснуть он никак не мог, пока не прояснит эти частности. Мама не обижалась, когда Дуду будил её по важным вопросам. Только просила делать это пореже. Дуду и сам понимал, что маме теперь приходится слишком много работать и старался не мешать ей отдыхать. Но сегодня было, по-настоящему, важно. Мама с начала почти рассердилась и расстроилась. Но, когда поняла, о чём ей толкует сын, начала то ли плакать, то ли смеяться. В конце концов, мама объяснила, несколько обескураженному новыми знаниями, Дуду, что значит сидеть. Но, после этого мама признала, что глупо судить о человеке даже не познакомившись с ним. Авторитет был, можно сказать, оправдан. Но, главное - и Дуду не пришлось об этом ещё раз просить - мама разрешила ему пойти на рыбалку. Пусть она назвала пацанов ребятами, пусть было одно маленькое условие, но - разрешила!!! Да и условие было пустячным! Подняться утром, чтобы пойти на рыбалку Дуду должен будет сам. Мама не будет его будить. Ну и я сам приготовлю и соберу все принадлежности! С радостью подхватил Дуду.

И вот, через несколько дней, когда немного "побазарив" о том, о сём, пацаны решили , что на следующее утро пойдут рыбачить, Дуду попросился с ними. Возьмите его, братва. Согласился-приказал Авторитет Мишка. Сам он пойти не мог - дома возникли проблемы.

Вообще, когда Дуду слушал "базар" своих дворовых друзей, ему казалось, они пересказывают друг другу истории, подобные тем, которые читала ему мама. Только истории были пострашнее. Хорошего конца как-то не чувствовалось. Да и слова, то, как рассказывали они, энергично жестикулируя, вскакивая, сплёвывая, показывая своё презрение и решимость, перебивая друг друга, сильно отличались от книжных слов и эмоций. Да, никакие истории: ни бедняжки Козетты, ни детей подземелья, ни сиротки Реми по своей жестокости и правдоподобию не могли сравниться с тем, что так, между прочим, обсуждалось во дворе. Дуду и сам любит пофантазировать. Может пересказать любую историю так, будто она случилась с ним. Но такое... Хорошо, что мама не читала ему эти книжки. Сказал себе Дуду. Он решил не пересказывать ей эти жуткие истории. Дуду жалел свою вечно спешащую и усталую маму. Раньше она выглядела гораздо лучше. Не надо ей лишний раз расстраиваться.

Вчера вечером Дуду с трудом дождался, когда мама вернётся с работы. Она всегда теперь приходила поздно. Иногда, так поздно, что Дуду не только ужинал в одиночестве, но и шёл спать, не дождавшись её. Вот и в этот вечер он успел подогреть и съесть свой ужин, вымыть и поставить на место посуду, в который раз перепроверить и переложить всё необходимое для утренней рыбалки. Поискав ещё, чем бы заняться, Дуду приготовил себе постель, немного подумав, поставил на стол чистые тарелку и чашку. Пусть мама тоже поест, когда придёт. Жалко, у них нет ничего "витаминного". Маме бы не помешало. Ей надо получше следить за собой. Дуду ужасно хотелось спать. Но он должен был договориться с мамой об утренней рыбалке. Хоть она и согласилась "теоретически" (было много слов, которые Дуду не совсем верно понимал), сейчас речь шла о конкретном походе на рыбалку и конкретном дне. Он, в который раз, пересмотрел альбомы со своими и мамиными детскими фотографиями. И чего только в них находит мама! Полистал Толковый словарь Ожегова, и заснул, наконец, над Оксфордским английским. Дуду точно знал, что может обрадовать его маму! И, конечно, она его не очень ругала за то, что он до сих пор не спит. И поблагодарила за накрытый к ужину стол. И разрешила - что уж с тобой поделаешь– пойти утром на рыбалку!!! Только ты встаёшь сам. Не преминула напомнить мама.

И вот Дуду подскочил ни свет, ни заря... Путаясь в темноте - он совсем не хотел разбудить маму - кое-как оделся, схватил ломоть хлеба с повидлом и сыром (мама, всё таки, позаботилась о нём) и выбежал во двор. И вот - никого! Они не стали его ждать! Он опоздал! Дуду побежал. Он знает, куда! Он догонит! Он найдёт пацанов!

Солнце ещё не взошло, но, уже не темно. И видно всё прекрасно. Дуду впервые встал так рано. Обычно, его будила мама. И, даже, иногда, убегая на работу, оставляла полусонного в постели. Дуду никогда не видел рассвет. Тем более, рассвет на море. Он огляделся. Солнце должно вот-вот появиться откуда-то немного сзади и справа. Все признаки: и наливающаяся тёмным светом мгла и стыдливые всполохи на противоположной стороне неба, указывают на это. А само небо? Оно, каким-то образом отделилось от совершенно неразличимого от него по цвету, моря и начало светлеть. Как так получается, что прозрачный, невесомый, порождающий голубизну, цвет неба перламутровым сиянием покрывает прозрачной дымкой притихшее море - удивиться Дуду не успел. На какой-то миг - из-за горизонта, в том месте, откуда, по его предположениям, должно было показаться солнце, вырвался, похожий всполох пламени, зелёный луч! Всего один быстротечный, ускользающий миг! Видел ли кто-то!? Дуду оглянулся.

– Эге-гей!

Кричали ему, размахивая удочками пацаны.

– Ты чего нас не дождался?

Как и положено, растворяя алостью остатки тьмы, не давая усомниться в своём сияющем величии, поднималось солнце.

Мими.

Она проснулась от стука в дверь. Ещё не совсем проснувшись, Мими ступила босыми ногами на тёплые доски паркета. Щедрый солнечный свет, позднего утра, отпечатал на полу оконный проём, и она, лёгкими шагами переступая с одного прямоугольника на другой, поспешила к двери. Как обычно, не задумываясь, кто там. И, как обычно - не заперто. И, как обычно - не дожидаясь приглашения, Коко уже на пороге. Он смотрит на Мими не в силах отвести глаза. В пронизывающих её, как будто, насквозь лучах солнца, тоненькая ночная рубашонка не в состоянии ничего скрыть. Ладное молодое тело Мими излучает такую непередаваемую, притягивающую прелесть. Коко с трудом отвёл глаза и вспомнил для чего, собственно, он здесь. Их пригласили... Мими и не подумала одеться. Коко– старый друг. И чего притащился в такую рань? Это она ему и высказала, снова забираясь под лёгкое одеяльце. Окончательно смутившись, Коко в нескольких словах пересказал приглашение и ушёл. Мими ещё полежала в постели - так - из принципа. Но спать уже расхотелось. А просто так валяться она не любила. Да и с раскрытым диван-кроватью небольшая комната выглядела не очень опрятно. И что это вдруг случилось с Коко? Совсем ненадолго забеспокоилась Мими. Её больше занимал вопрос - кто будет на "отвальной" вечеринке. Их общий товарищ уходил в море на несколько месяцев. Вот Коко и зашёл договориться пойти туда вместе. Обычно, он просто заезжал за Мими по дороге на какое - ни будь мероприятие. Именно сегодня ему вздумалось договариваться? Мими вспомнила странный взгляд - будто увидел её впервые - своего друга. Да ладно, потом разберусь. Как от всего, что касалось Коко, отмахнулась Мими.

Отвальная удалась. В их распоряжении оказался дом с большой, выходящей в запущенный сад, верандой. Было много лёгкой выпивки и тяжёлых закусок. С музыкой всё, тоже, совпало. Вот только, ускользнуть незамеченной оказалось не очень просто. Мими отчаянно не хотелось уходить с Коко. Хоть она и старалась об этом не думать -утренний взгляд Коко беспокоил её. Она знала, что произошло что-то, что-то изменилось в их отношениях, и не хотела, ни за что не хотела этого. Ей не нужны эти сложности! Обычно, они приходили и уходили вдвоём. Все, наверное, считали, что они вместе. Это вполне устраивало Мими. Ни один непрошенный, навязчивый кавалер не мог претендовать на её внимание. Для чего этот спектакль был нужен Коко, Мими не задумывалась. В отношениях с Коко Мими, вообще, никогда ни о чём не задумывалась. Коко делал всё, что она хотела. Какие вопросы? Но на этой вечеринке Коко был ей не нужен. И уходить с ним Мими категорически не хотела. Когда они только пришли, Мими как-то странно подумала о том, что что-то должно случиться.