– Обалдеть, - вполголоса произнесла Вероника.

– Ты будешь стрелять?
– поинтересовался я.

– Что? А, прости, нет, конечно.

Ствол исчез. Я с трудом набрал воздуху в стиснутую будто стальным обручем грудь и сказал:

– Ты не понимаешь, он ужалил меня...

Я почувствовал, что падаю, но самого падения уже не запомнил. Будто рухнул в океан тьмы. Прохладный такой, освежающий и нежный.

Но даже в черных небесах над черным океаном, волны которого меня баюкали, горели вместо звезд желтые цифры: 19:20:53. Последняя цифра все время менялась. Видимо, раз запустив эти воображаемые часы, я уже никогда от них не отделаюсь. Интересно, папа не будет возражать, если они расположатся прямо под надписью "Who cares?" В конце концов, я ведь имею право вносить коррективы в интерьер.

– Ты заткнешься или нет?
– Громом прогремел голос Вероники.
– Его триффид ужалил!

Я увидел ее саму - огромное изображение, во все небо. Согнувшись, она тащила... Хм... Наверное, меня. Значит, у меня открыты глаза? Странно.

Что-то говорит Джеронимо. Вероника бросает меня, поднимает пистолет.

– Слушай, братец, вынимай-ка свои гениальные мозги из жопы и делай чудеса! Потому что если он сейчас тут дуба врежет - у меня как раз две пули остается.

Все заслонила страдальческая рожа Джеронимо.

– Николас, - жалобно протянул он.
– Эта престарелая грымза не хочет верить, что ты в норме. Я понимаю, что ты только-только получил дозу, но, может, хоть моргнешь, чтобы дать этой бестолочи понять, что умирать не собираешься?

Рядом с ним появилось обеспокоенное лицо Вероники. Не знаю уж, какие страшные ресурсы я задействовал, но, кажется, моргнуть получилось.

– Видишь?
– посмотрел Джеронимо на сестру.
– Он в порядке, потому что заранее принял антидот.

– Какой еще антидот?
– недоумевала Вероника.

– Семечки. Пока ты орала на меня в лаборатории, он вышелушил из Фрэдди почти все семечки и, видимо, большинство сощелкал. А это - единственное противоядие, превращающее яд триффида в какой-то психотропный препарат. Кстати, раз уж его открыл я, имею право наименования. Препарат будет называться - "джероним".
– Тут он растопырил пальцы, как новый русский с карикатуры, и, понизив голос, сказал:

– Ты под "джеронимом", Николас. Наслаждайся.

Я сразу поверил его словам, потому что в этот миг ко мне подплыла зеленая собака на красном катамаране. Такое и впрямь увидишь только под "джеронимом".

Рядом с Джеронимо вновь появилась обеспокоенная Вероника.

– Хочешь сказать, он оклемается? Как скоро?

– Точно сказать не могу, но ближайшие полчаса ему нужно концентрироваться на чем-то реальном, чтобы мозг не перепутал, куда оклемываться. Можешь сидеть рядом с ним, держать за руку и шептать на ушко нежности. Или, если тебе неудобно, могу я. Эй, Николас, давай выбирай: если хочешь, чтобы нежности шептала Вероника - моргни сто шестьдесят четыре раза. Если я - два раза. А если хочешь, чтобы Алена показала танец медсестрички - один раз.

Я сделал все, что мог, и даже больше.

– Поверить не могу!
– закатила глаза Вероника и тут же исчезла.

– Отличный выбор, дружище!
– щелкнул пальцами Джеронимо.
– Поверь, шоу того стоит. Ну скажи, неужели наше путешествие так уж плохо? Когда ты в последний раз закидывался наркотой и смотрел стриптиз?

Джеронимо исчез, появилась улыбающаяся Мышонок в белом халате. Наклонилась надо мной, что-то делая сзади. Не то подушку подложила, не то еще что-то - в общем, ракурс поменялся.

Мышонок отступила к двери незнакомой комнаты и, коснувшись выключателя, приглушила свет. Заиграла музыка. Хором с солистом Мышонок пропела:

– Come with me

Into the trees

We'll lay on the grass

And let the hours pass... *

Потом она расстегнула верхнюю пуговку халата, и танец начался.

* Песня "Striped" группы "Depeche Mode"

– -

Глава 13

Снаружи орали. Это первое, что я понял, когда сознание начало постепенно возвращаться: снаружи немилосердно блажили как минимум человек пять, то хором, то по очереди. Разбирая поначалу отдельные слова, чуть позже - предложения, я более-менее сориентировался в происходящем. Двое - кажется, Седой и Русый - костерили Джеронимо, обещая ему за то, что он сделал, не только химическую кастрацию, но и четвертование, а потом - многократное клонирование и жестокое убийство всех клонов.