А далее советское мирное предложение с немецкой точностью пошло по инстанциям: штаб дивизии — штаб командования Восточным фронтом — ставка верховного германского командования. Самих же парламентеров на автомобиле в 18 часов 20 минут доставили в расположение дивизии, где их официально принял ее командир генерал-лейтенант фон Гофмейстер вместе с чинами своего штаба. Он-то и объявил парламентерам, что их полномочия признаны действительными, а советские предложения переданы высшему германскому командованию, ответ от которого, по мнению генерала Гофмейстера, может быть получен через 24 часа.

Судя по приказу Крыленко по армии и флоту № 2, датированному 13 ноября, он был в курсе, как развиваются события у наших парламентеров. В этом приказе, в частности, говорилось, что наши парламентеры перешли линию фронта на участке 5-й армии и что ответ на наши предложения немецкая сторона обещала дать в 20 часов 14 ноября *.

Но, видимо, немецкой стороне была очень нужна ясность в вопросе о мирных переговорах. Во всяком случае, уже в 19 часов 50 минут 13 ноября был получен первый предварительный ответ от верховного германского командования, в котором давалось согласие вести переговоры о перемирии на принципах, изложенных в советском предложении, переданном Крыленко через парламентеров немецкой стороне. При этом германская сторона предоставляла генералу Гофмейстеру право вместе с нашими парламентерами договориться о деталях следующей встречи представителей воюющих сторон. После обмена мнениями между сторонами, который шел на русском, немецком и французском языках, и новых контактов генерала Гофмейстера по прямому проводу со своим верховным командованием нашим парламентерам был дан письменный ответ на немецком языке. В нем помимо согласия в принципе на ведение переговоров о перемирии оговаривались их конкретные организационные и технические детали: вопросы транспорта, связи, времени, места и т. д. и т. п.

Этот письменный ответ немецкой стороны был дан уже глубокой ночью — в 00 часов 20 минут 14 ноября. Встреча сторон была назначена на 19 ноября (2 декабря) в 12 часов дня по среднеевропейскому времени109 в городе Брест-Литовске, где располагалась ставка главнокомандующего Восточным фронтом германской армии, то есть на территории России, занятой к этому времени войсками противника. Постановление об этом обе стороны подписали в 1 час 13 минут ночи. Тогда же нашим парламентерам было заявлено, что германское верховное командование отдало приказ о прекращении стрельбы на фронте, если таковая не будет вызываться противником, и братания впредь до окончания переговоров.

В 8 часов утра 14 ноября наших парламентеров с завязанными глазами отвезли на тот участок фронта, на котором они были приняты немецкой стороной, и в 11 часов 30 минут дня делегация благополучно возвратилась на свою сторону. В Двинск она прибыла во второй половине дня. В приказе Крыленко по армии и флоту № 3, изданном в тот же день, сообщалось, что 14 ноября в 16 часов 15 минут наши парламентеры привезли согласие немцев на переговоры о перемирии110. В связи с этим Крыленко отдал распоряжение: «Предписываю немедленно приостановить перестрелку и братание на всем фронте. Необходима усиленная бдительность по отношению к противнику. Боевые действия предпринимать лишь в ответ на боевые действия противника»111.

Глава КОГДА ТРЕТЬЕГО И НЕ ДАНО

В официальном ответе нашей делегации германского верховного командования, дававшего согласие вести переговоры о заключении перемирия, в 5-м пункте говорилось, что «день и час встречи обеих комиссий может быть назначен русским Верховным Главнокомандующим»112. По предложению советской стороны начало переговоров отсрочивалось на пять дней, то есть до 19 ноября (2 декабря). Почему Советская власть предложила отложить начало общих переговоров,— а именно о них, об «общих» переговорах, постоянно вела речь советская сторона,— на пять дней?

Прежде всего потому, что вся враждебная большевикам пропаганда продолжала вести клеветническую кампанию, обвиняя Советскую власть в попытках сговориться с кайзеровской Германией за спиной союзных держав. Информационные средства стран Антанты, их различные представители на всех уровнях усиленно поддерживали эту версию. Они преследовали при этом двоякую цель: либо удержать Россию на своей стороне и заставить ее продолжать войну против Германии, либо свое нежелание ответить на мирные призывы Советской власти прикрыть шумихой об измене России своему союзническому долгу. По-прежнему игнорируя тот факт, что Духонин смещен СНК и объявлен врагом народа113, союзные державы в лице США и Франции предприняли 14 ноября еще один демарш.

Как известно, подписи США не было под нотой протеста союзных военных миссий, переданной Духонину 10 ноября. 14 ноября военный представитель США при

Ставке подполковник М. Керт вручил Духонину официальное заявление. Ссылаясь на указание своего правительства, переданном ему американским послом, М. Ке'рт доводил до сведения Духонина, что США и Россия вместе ведут войну против Германии и поэтому, подчеркивал он, «мое Правительство определенно и энергично протестует против всякого сепаратного перемирия, могущего быть заключенным Россией» К

В тот же день Духонину было передано письмо начальника французской военной миссии генерала Ж. Ла-верня, в котором заявлялось официально, в частности, следующее: «Франция не признает власти Народных Комиссаров. Доверяя патриотизму русского верховного командования, она рассчитывает на его твердое намерение отклонить всякие преступные переговоры и держать в дальнейшем русскую армию лицом к общему врагу»114. В письме также подчеркивалось, что «вопрос о перемирии является вопросом правительственным, обсуждение которого не может иметь места без предварительного запроса союзных правительств, и что вследствие этого никакое правительство не имеет права обсуждать самостоятельно вопросов о перемирии и мире»115.