Он поднес стакан к губам и печально улыбнулся. Дерзкая девчонка. Он всегда сможет ее убить. Тихо подкрадется сзади, задушит, а тело спрячет в мешок и спустит в колодец. Таков был ответ маленькой Мери на вопрос: что мы сделаем с Ужасным Августом, чтобы отправить его на тот свет?

У Мери всегда множество необычных решений трудных проблем. В каком-то смысле Рыцарь Ночи был невольно подсказан ею, поскольку это она была влюблена в Робин Гуда и его славных товарищей.

Мысль о Рыцаре Ночи навела его на воспоминание об их последней вылазке и жалкой роли в ней Мери. Надо же, несколько часов назад это она дала ему такой отпор, что он, сраженный, обратился к бутылке, чего не делал много лет.

— Проклятое маленькое чудовище! Во все ей надо вмешиваться, — бубнил он себе под нос, попивая вино. После эля, употребленного в изрядном количестве в деревенском пабе «Лоза и виноград», вино вряд ли пойдет ему на пользу. — Как получилось, что такая милая малышка превратилась в сплошную головную боль? — Он упал в кресло и вытянул ноги. — А теперь она стала взрослой женщиной. Когда это случилось? Как это могло случиться? Господи, что мне делать со взрослой женщиной?

— Ох, Клэнси, он сам с собой разговаривает. — Клуни и Клэнси вошли в комнату. — Это плохой признак, как ты считаешь?

Клэнси склонил голову набок и глянул на пьющего Джека.

— Наверное. Он уже здорово пьян, Клуни. Вот что делают мужчины, когда женщины сбивают их с толку. Ныряют с головой в бутылку. Бедняга Джек. Но, в конце концов, сдается мне, все закончится хорошо. Помнишь, что сказал Бард: «Мужчины от времени до времени умирали, и черви их поедали, но случалось все это не от любви».

— Значит, он ее любит? Не думаю. Мне кажется, он хочет ее задушить. А вот и она, наша голубка, я слышу ее шаги. Скорее на люстру, Клэнси! Подальше от беды!

Клуни встал, оторвался от пола и, скрестив ноги, медленно поплыл вверх, в сторону люстры. Он поднялся на дюйм, но плюхнулся на ковер, обессиленный.

— Что-что, а этого я не ожидал. — Клуни нахмурил брови. — Очевидно, надо сконцентрироваться?

Он икнул. И исчез.

— Клуни, — позвал Клэнси с люстры, — где ты? Клуни выглянул из огромной китайской вазы, стоявшей возле камина. Ваза слегка покачнулась.

— Как это могло случиться? — удивленно спросил Клуни.

— Ты икнул, глиняная твоя башка! Ты всегда икаешь, когда пытаешься сосредоточиться. Гляди, Джек на тебя смотрит. Давай скорей сюда!

Клуни поспешил выполнить приказ Клэнси, но словно утратил свои навыки призрака — когда пытался взмыть вверх, ваза всякий раз качалась. После третьей попытки ему наконец удалось подняться и усесться на люстру.

Джек посмотрел на вазу, потом на пустой стакан и подумал, что пьянство — это одно, а вот галлюцинации — совсем другое.

Он поставил стакан на стол как раз в тот момент, когда вошла Мери. Он встал и поклонился ей, как подобает джентльмену. Большинство мужчин, решил он, не ограничились бы поклоном: они упали бы перед прекрасной дамой на колени. В бледно-зеленом шелке она выглядела восхитительно: рыжие кудри были уложены в высокую прическу, скромная нитка гранатов спускалась с гибкой шеи. Будь она кем угодно, но не Мери и высмотри он ее на балу в Лондоне — не раздумывая бросился бы к ней, умоляя внести его имя в карточку для танцев.

— А, дорогая жена, — протянул он, усмехаясь и довольно элегантно дрыгнув ногой. — Никак вы безоружны?

— Все остришь? — спросила Мери, садясь на диван. — Максвелл сказал мне, что твои сундуки отнесли в твою старую спальню. — Она постаралась вложить как можно больше ехидства в свою улыбку. — Ты велишь врезать новый замок или просто припрешь дверь стулом, чтобы я не могла войти?

Джек улыбнулся, вспомнив, что Мери всегда умела развеять его самые мрачные настроения. Правда, она же, помрачнев, припомнил он, и была причиной половины этих настроений.

Он потер рукой лоб, стараясь избавиться от последствий возлияния, о котором уже сожалел.

— Давай начнем сначала, Мери? У меня и так забот полон рот, давай не будем все осложнять и перестанем враждовать.

Мери долго смотрела на Джека, потом, сложив руки на коленях, опустила голову, изучая свои пальцы.

— Очень хорошо. — Она снова подняла голову. — Добро пожаловать домой, Джек. Я рада, что ты вернулся. Как это мило с твоей стороны вспомнить о моем существовании. Этого достаточно? Или, может быть, приказать миссис Максвелл заменить приготовленный ею ужин на жирного барашка, которого я найду в стаде и велю зарезать в честь твоего возвращения?

— Если бы тебя услышал Алоизиус, — Джек подавил невольный смешок, — тебе пришлось бы писать сочинение уже сегодня вечером. Это называется ягненок, а не барашек, Мери.

— Разве? Не надо меня учить, Джек. Те дни давно прошли, — проворчала она. Он видел, как она старается не дать остыть своему гневу. А она вдруг улыбнулась своей широкой, во весь рот, улыбкой. Она всегда так улыбалась. Даже когда ей было шесть лет и у нее не было передних зубов. — Ах, Джек! Я так по тебе скучала.

— Я тоже по тебе скучал, детка. Очень скучал. — Он предполагал, что она может вскочить, броситься ему на шею, как она обычно делала в давние времена, стоило только намекнуть на то, что он ее любит. Но она осталась сидеть и больше не улыбалась.