Лейтенант на работе едва не ночевал подгоняемый начальством. Вот только даже подключенная пресса не могла помочь. Телефоны разрывались от звонков жителей Нью-Йорка. Звонили сумасшедшие, бабульки и просто нервные барышни, которые говорили что видели мужчину похожего под писание. И все эти случаи надо было проверять. Участок не затихал ни на секунду, патрули шастали по городу, проверяли любых подозрительных личностей и машины. Вот только толку от этого было маловато. Захватили во внимание пригород обследуя заброшенные дома и особое внимания уделяя мужчинам от 20 до 40 лет живущих в одиночку. Рассудив, что в квартире довольно сложно пытать жертв, ведь крики неизбежно привлекут внимание обыскивали заброшенные здания и складские помещения.

В доме Энтони поселились офицеры которые более чем внимательно следили за всеми выходами.

А Хэллоуин приближался.

«Я совершенно случайно узнал о том, что будет с моим братом. Моих ушей достиг слух о приближающейся казни и не смотря на то, что я был на много миль дальше от него я мчался к нему чувствуя как давно загрубевшее сердце разрывается от боли. Я молился, чего никогда в жизни не делал, что это лишь глупый слух, но едва прибыв в город, осознал. Это не ложь. Моего светлого брата распнут на кресте словно преступника. Я был готов выть от злости и боли, но не мог ничем помочь. В ночь перед его казнью я пробрался к нему, убив несколько охранников. Приник к прутьям и жалобно, как побитый зверек умолял уйти со мной. Я молил его выйти и раствориться в мире, что бы вновь нести свет, очищать людей.

Он по доброму улыбался и говорил, что всех простит, а мне, надо жить дальше. По моим щекам текли слезы, но я не мог силой увести его, он бы не понял этого.

Я провел с ним время до утра и ушел оставив кровавое пятно на полу и решетке, а затем наблюдал как мой светлый брат, в числе грязных тварей несет свой крест. Я ненавидел людей за то, что они причиняют ему боль. Ещё больше её, я испытал когда его прибивали. Я с трудом удерживался, что бы, не кинуться и не убить всех вокруг, меня останавливал его взгляд, он как будто говорил, что так все и должно быть.

Я стоял долго и слыша его последний вздох просто развернулся и ушел. Я чувствовал как внезапно ожившее сердце покрывается коркой льда и как в разум вползает безумие.

Слух о воскрешении моего светлого брата донесся как сквозь толщу воды, я уже был далеко в лесах, обустраивал своё жилище. Больше ничто меня не тронет»

Откладываю перо и сплетаю тонкие пальцы. Это неприятные воспоминания, очень неприятные, а сейчас я осознаю, что, что то происходит со мной. Ещё одна моя жертва, девушка. Короткая стрижка, мальчишеская фигурка и карие глаза. Она снова похожа на Энтони. Почему? Что со мной такое?

Резким движением руки скидываю со стола все вещи, и пара хрустальных бокалов со звоном бьются о каменный пол.

Девчонка в углу вздрагивает от страха. Дура, я разрежу тебя на мелкие кусочки, а затем вернусь к свое жемчужине. Тебя я буду мучать ещё долго, ты за все заплатишь.

Подхожу к своей жертве и с ноги бью в живот. Та хрипит сгибаясь пополам и я не раздумывая начинаю её избивать. Лицо превращается в кровавое месиво, на полу валяются выбитые зубы, а кровь непрерывным потоком стекает в углубление в полу.

Наконец слегка придя в себя, я приношу крест и молча прибиваю девчонку. Она уже не кричит, а хрипит и мне становиться все равно. Привычные разрезы ложатся на синяки и раны, а я продолжаю. Сердце вновь замерзает и порывистая эмоциональность, как пару лет сказал один психолог, превращается в привычное для меня хихиканье.

Быть безумцем куда легче, ведь иначе я полностью сойду с ума.

Элисон привела Меган в участок не смотря на все возражения лейтенанта. Её дочь должна быть рядом с ней, а школу можно и позже нагнать. Тем более выздоровевший Самаэль снова проводил дни в зале совещаний и детям будет явно повеселее.

Эвансу сказали приглядывать за Меган и Самаэлем от чего тот едва не взвыл. Он едва съехал из дома где у него носились три младшие сестры и теперь снова приходится возиться с мелкими. К счастью Калеба, оба ребенка были довольно спокойными и вытаскивать их из каких либо передряг не надо было. И они были достаточно взрослыми, что бы самостоятельно справляться с едой и туалетом. Смена памперсов была не самой сильной стороной стажера.

Энтони вошел в дом и офицеры тут же включили сигнализацию и осмотрели полностью дом. Только тогда Бекет смог увидеться с сыном и пройти в свою комнату, которую дотошные полицейские едва не перевернули. Один даже предложил остаться на посту в самой спальне, но Энтони едва взглянув в масляно блестящие глаза стража порядка, тут же выгнал его за дверь и запер комнату. Выйдя из душа он удивленно приподнял брови. Окно же было закрыто, да и сигналка должна была сработать.

– Ну, для меня не особая преграда сигнализация – раздался ненавистный голос убийцы – и не спиши кричать, пока ты отмокал, я слегка оглушил твою охрану. Кровь с пола сам ототрешь.

Энтони обернулся к кровати и взглянул на нагло развалившегося убийцу. Тот казалось был ничуть не обеспокоен своей безопасностью и нагло покачивал бокалом с вином. Второй бокал стоял на тумбочке и явно дожидался Бекета.

– Пей, это не отравлено.

– А если я откажусь?

– Ты знаешь ответ. Твой сын слабое место. А по крыше, так легко пробраться в его комнату. Один удар ножа, и ребенок мертв.