– Энтони Арчибальд Бекет, – взвилась Саманта – я подаю на развод, ребенок остается с тобой. Все. Конец истории.

Уже почти бывшая миссис Бекет подхватила свой последний чемодан и выскочила за дверь громко хлопнув дверью.

Маленький Самаэль тихо спустился к отцу и обнял его уткнувшись носом в живот.

– А почему мама ушла?

– Она больше не хочет жить с папой, – грустно отозвался Энтони. – Не переживай, мама будет приходить по выходным, она любит тебя.

– А почему мама не хочет с тобой жить, ты же хороший.

– Ну, понимаешь, мама больше не любит папу.

Энтони сел на пол и притянул сына в свои объятия.

– Взрослые живут вместе, потому что любят друг друга, но бывает так, что кто-то из них, перестает любить. Они по-прежнему дорожат своими детьми, но не хотят жить вместе.

– Значит, мама уйдет от нас как мама Майкла?

– Не совсем, – Энтони вздохнул вспоминая похороны соседки чей сын дружил с Самаэлем. – Мама Майкла ушла на небеса, а твоя мама просто в другой дом переедет.

– И будет возвращаться? – Самаэль поднял голову и заглянул своими зелеными глазами в глаза отцу.

– Конечно будет, просто мы теперь будем жить одни.

Самаэль вздохнул и положил свою маленькую головку на плечо отца. Медвежонок которого он держал в руке выпал на ковер и мальчик обхватил папу руками.

– А ты никуда не уйдешь?

– Нет конечно – грустно улыбнулся Энтони – я тебя не оставлю.

«Стражник нес меня на руках боясь стучатся в дома, в которые ещё недавно врывался и искал детей, боялся что его убьют отчаявшиеся, сошедшие с ума от горя женщины. Мое слабое тельце пищало от голода, а стражник мог только разрезать свое запястье и поить меня горячей кровью которая разливалась по мои венам огненной лавой.

Было холодно, но он все шел, стараясь уйти из города. Забивался на день в стога сена или чужие амбары где шатаясь от слабости надаивал молока, что бы не поить меня одной кровью.

Наконец мы покинули не только город, но и владения царя, что устроил резню в первый год нашей эры. Стало проще. Мужчину с ребенком приняли в какой то деревни, где он дал мне имя. Иллиатид. Стражника звали Хевласкес, позже это стало моей фамилией, но на тот момент, пока я был лишь пищащим комком мяса, костей и пары литров крови меня называли Иллиатид.

Мой названный отец припомнил данное в детстве умение плотника и стал местным умельцем, отдав меня кормилице, но не смотря на хорошее питание, мое тело слабело. Тогда, Хевласкесу вновь пришлось поить меня своей кровью, что бы вернуть угасающую жизнь.

В деревне мы провели, пока мне не исполнилось пять лет. Все это время, мой названный отец отпаивал меня кровью, и лишь позже мне не требовалось это.

Тогда мы вернулись в город. Именно там, по пришествию двух лет я встретил светлого брата.

Для меня, привыкшего ко тьме, он был ослепительным светом. Я тянулся к нему, но одновременно чувствовал страх, как любая ночная тварь опасающаяся огня. Жизнь в городе стала невыносима, мне вновь требовалась кровь. Начала безумно болеть голова и я с трудом сдерживал крики боли.

Мой названный отец отвел меня к целителю, который обнаружил пробивающиеся рожки над ушами. После обнаружения этого факта целитель не прожил и трех минут. Хевласкес убил его, что бы не была раскрыта моя тайна.

Мы ушли из города, а в спину, мне смотрел мой светлый брат, тот чьего возвращения я жду с нетерпением.»

Задумчиво провожу пальцем по губам. Светлый брат, я до сих пор жду тебя. Мир катится в пропасть, но к чему скатываться в философию, когда можно скатиться в другую наклонность.

Поднимаю голову и смотрю на очнувшегося парня. Тот шарит глазами по подвалу и судорожно дышит пытаясь привыкнуть к темноте.

– Какая прелесть, – от моего голоса парень дергается и бьется головой о бетонную стену, меня тут же пробирает смех. Да уж, смех воистину продлевает жизнь. Так с арматурой в голове и ножом в спине можно добежать до больнички, хихикая как ополоумевший клоун.

– Ну зачем же так себя убивать, ты же так не умрешь, давай я тебе помогу.

Пафосно выскользнуть из тени и позволить слабому свету охватить мою фигуру. Мурррр, какой взгляд, он прям пытается меня прожечь. Вот только, сказать ничего не сможет, хотя здесь хватит и моего бреда.

– Давай поиграем, я буду тебя резать, а ты будешь поскуливать, и жалобно просить прощения у всех кому навредил. Будешь ругаться, и я суну тебе в рот мыло, что бы промыть твой грязный ротик.

Снимаю скотч и выслушиваю поток брани, который ушатом дерьма, выливается на меня, моих родственников и моих потомков.