Возможность представилась ему только после обеда, когда Шарлей наконец уехала.

— Интересный сегодня был завтрак, Палома, — сказал Куп, зайдя в кухню, где Палома чистила столовое серебро. Вот только с перцем ты перестаралась. А что ты добавила в яйца — цемент или клей для обоев? Чтобы разрезать их, мне понадобилась электрическая пила!

— Не понимать, о чем вы, — покачала головой Палома, полируя ножи кусочком замши. Она снова была в солнечных очках, которые, несомненно, ей очень нравились. Как и красные туфли. Интересно, подумал Куп, можно ли призвать ее к дисциплине, или эта задача невыполнима в принципе? Если верно последнее, то он просто уволит ее.

— Вам не понравиться моя яичница? — с самым невинным видом осведомилась Палома, и Куп оскалился:

— Ты меня прекрасно поняла, Палома. Смотри, чтобы это больше не повторялось, иначе…

— Между прочим, сегодня утром вам звонила из Италии мисс Памела. Это было без четверти восемь, — небрежно заявила Палома, и у Купа отвисла челюсть. Ее акцент куда-то пропал, речь стала правильной, как у коренной американки.

— Ч-что ты сказала? — переспросил он.

— Я сказать, мисс Памела звонить вам Италия восемь часов утром, — повторила Палома, награждая его, ангельской улыбкой. Она дразнила его, и Куп почувствовал, что краснеет.

— Но ведь… Минуту назад ты говорила совершенно правильно! — воскликнул он. — Что все это значит?! Зачем ты притворяешься? — Куп разозлился, и Палома на секунду смутилась, но тотчас выражение ее лица снова стало дерзким.

— А чего бы вы хотели? В первые два месяца, что я у вас работала, вы звали меня то Марией, то Мэри, хотя мисс Лиз представила меня вам как положено. Неужели так трудно запомнить имя человека, пусть даже этот человек всего-навсего горничная? — В ее манере произносить отдельные согласные слышался легкий сальвадорский акцент, но во всем остальном речь Паломы была такой же правильной, как у него, и Купер смутился на мгновение.

— Должно быть, я в тот момент, гм-м… думал о чем-то важном и не расслышал, — извинился он и тут же улыбнулся самой очаровательной улыбкой, на какую только был способен. Палома ловко провела его, притворившись полуграмотной иммигранткой, не способной связать по-английски и двух слов. Что ж, она, несомненно, умна, подумал он.

Кроме того, она, кажется, умеет отлично готовить…

— Кем ты была у себя в Сальвадоре, Палома? — спросил он, неожиданно почувствовав к горничной живой интерес.

Палома едва не вывела его из себя, он рассердился и… неожиданно увидел в ней человека, личность. Единственное, чего Куп пока не знал, так это того, нравится ему это или нет. Для начала он только хотел утолить свое любопытство.

— Я была медицинской сестрой, — ответила Палома, складывая ножи в ящик. Чистить серебро было нелегко; обычно этим занимался Ливермор, и теперь Паломе не хватало дворецкого едва ли не больше, чем Купу.

— Жаль. — Куп криво улыбнулся. — Было бы лучше, если бы ты оказалась портнихой или кем-то в этом роде — тогда бы ты смогла как следует заботиться о моих костюмах. Ну а в услугах медсестры я, слава богу, пока не нуждаюсь.

— Горничная здесь зарабатывать больше, чем врач Сальвадор. — Палома снова заговорила на ломаном английском.

Ей явно нравилось его дразнить. — А у вас слишком много одежда.

— Это весьма ценное замечание, я постараюсь его учесть, — холодно сказал Куп. — Кстати об одежде… — Он покосился на ее красные туфли, но почел за благо промолчать. — Почему ты не сказала мне, что Памела звонила? — спросил он. Куп уже решил, что Шарлей интересует его больше, но не в его правилах было бросать любовниц просто так — без объяснений и видимых причин. Расставаясь с очередной пассией, он всегда старался сохранить с ней добрые, дружеские отношения и проявлял подчас такую щедрость, что они охотно прощали ему измену. Куп был уверен, что и Памела не будет сердиться на него слишком долго.

— Потому что, когда она звонила, в вашей постели была другая, мистер Уинслоу, — отчеканила Палома. — Как ее там…

— Ее зовут Шарлей, — подсказал Куп, и горничная кивнула:

— Да, Шарлей.

— Что ж, спасибо, Палома. — Куп решил прекратить разговор, пока горничная не сказала ему еще какой-нибудь дерзости, и поспешно вышел из кухни. Палома никогда ничего не записывала и сообщала ему о звонках, только когда ей самой этого хотелось. Куп не был уверен, хочет ли он, чтобы так продолжалось и дальше, но сомневался, что ему удастся что-нибудь сделать. Впрочем, при всей своей дерзости и независимости Палома, похоже, прекрасно разобралась, чьи звонки для него важны, а чьи — не очень, и он почти не волновался, что не поговорит с кем-то нужным.

Другое дело — сама Палома. С каждым днем она интересовала его все больше и больше.

Между тем Палома успела познакомиться с Марком и даже предложила стирать для него, когда он пожаловался, что стиральная машина в гостевом крыле не в порядке.

Кроме плиты и стиральной машины, не работала еще и кофеварка, и Палома разрешила Марку пользоваться хозяйской кухней, заверив его, что Куп никогда туда не заходит, а предпочитает завтракать в постели. Она даже дала ему ключ от двери, через которую можно было пройти в кухню из гостевого крыла, чтобы Марк мог пользоваться кофеваркой и в ее отсутствие. Это было довольно удобно, но Марк тем не менее составил список всех обнаруженных им неполадок и отправил риелтору. Тот обещал, что все будет исправлено в самое ближайшее время, но Лиз уже уволилась, а кроме нее, заняться этими проблемами было некому. Не Купу же, в самом деле, звонить в ремонтную службу и просить прислать мастеров!