– Живая женщина! – пробормотал старик, пытаясь открыть замок. – Против этого я не возражаю.

Он распахнул дверь настежь, и из тумана и темноты в лавку шагнула молодая девушка лет двадцати в темно-красном платье из грубой ткани и коротком черном плаще. Руки ее были обнажены, голова непокрыта, если не считать алого платка, небрежно скрученного вокруг великолепных черных волос. Восточные черты ее лица и цвет кожи выдавали в ней настоящую цыганку: изогнутые брови над большими темными глазами, красивый рот с тонкими губами и изысканный точеный нос. Ее лицо и фигура были лицом и фигурой женщины, нуждающейся в пальмах, песках пустыни и золотистом солнечном свете, горячем и страстном… Однако эта восточная красавица появилась из тумана, словно какая-то мертвая сирийская принцесса, и предстала во всем своем роскошном очаровании удивленному взгляду старого ростовщика.

– Так ты племянница моей покойной Агари? – спросил он, рассматривая гостью при желтом свете тонкой свечи. – Да, точно. Она была похожа на тебя, когда я встретил ее в Нью-Форесте. Что тебе нужно?

– Еду и кров, – коротко ответила девушка. – Но вы бы лучше закрыли дверь. Это может плохо сказаться на вашей репутации, ведь любой прохожий может увидеть, что вы разговариваете с женщиной в такое время суток.

– Моя репутация! – фыркнул Иаков, задвигая засовы. – Господи! Да она уже давным-давно испорчена. Если бы ты знала, насколько плохая у меня репутация, ты бы сюда вообще не пришла.

– О, я могу постоять за себя, господин Дикс. К тому же вы достаточно стары, чтобы быть моим прадедом.

– Ну, проходи, проходи! Вежливо ты разговариваешь, юная особа!

– Я вежлива с теми, кто вежлив со мной, – ответствовала Агарь, забрав свечу из руки хозяина. – Пойдемте, господин Дикс, проводите меня; я устала и хочу спать. Я голодна и желаю поесть. Вы должны дать мне кров и стол.

– Дьявольская наглость, юная особа! Почему я должен все это делать?

– Потому что я родственница вашей покойной Агари!

– Да, да, что-то в этом есть, – пробормотал Дикс и, несмотря на свойственное ему упрямство, повинуясь властному духу девушки, повел ее в выцветшую гостиную.

Там она сняла плащ и села, а Иаков с несвойственным ему гостеприимством, вызванным воспоминаниями о покойной жене, собрал незамысловатое угощение и молча поставил еду перед гостьей.

Так же молча она поела, восстановив свои силы. Иаков восхищался самообладанием цыганки; ее самоуверенное хладнокровие скорее нравилось ему, чем наоборот. Как только она прикончила последний кусок хлеба с сыром, он заговорил, и его первое замечание было преднамеренно сухим и грубым.

– Ты не можешь здесь оставаться! – любезно объявил старик.

Девушка отвечала тем же тоном:

– Могу и останусь, господин Дикс.

– По какой такой причине, шельма ты эдакая?

– По нескольким … И все они веские, – сказала Агарь, подперев подбородок руками и пристально глядя на его морщинистое лицо. – Я знаю о вас все от цыгана, который был здесь шесть месяцев тому назад. Ваша жена умерла, сын вас бросил, и вы живете один, никем не любимый, ненавидя всех и вся. Вы старый, немощный и одинокий, но благодаря браку вы родственник нежной цыганки. Вот почему – и еще потому, что в жилах моих течет кровь вашей покойной рани [9] , я пришла, чтобы присмотреть за вами.

– Ах ты Иезавель! [10] Так я тебе и позволил!

– О, вы быстро согласитесь, – беззаботно ответила женщина. – Я слышала, вы скупец, поэтому вы не упустите шанс обзавестись бесплатной служанкой.

– Служанка! Ты? – спросил Дикс, восхищаясь ее величественным видом.

– И тем не менее, господин Дикс. Я буду присматривать за вами и вашим домом. Я буду скрести, и готовить, и штопать вашу одежду. Если вы научите меня вашему ремеслу, я попробую заключить с кем-нибудь сделку так же жестко и стремительно, как делаете вы. И все это – задаром.

– За еду и жилье, дерзкая девчонка.

– Дайте мне сухой хлеб и холодную воду, крышу над головой и охапку соломы, чтобы спать. Это недорого вам обойдется, и больше я ничего не попрошу… Скряга.

– Как ты смеешь так меня называть, дикая кошка!

– Так вас называют соседи, – ответила Агарь, пожав плечами. – Думаю, это прозвище вам подходит. Ну-с, господин Дикс, я сделала предложение.

– Я пока еще его не принял! – огрызнулся Иаков, сбитый с толку этой девушкой. – Почему ты пришла ко мне? Почему не осталась со своим племенем?

– Я могу объяснить это за пять минут, господин Дикс. Мы, Стэнли, сейчас в Нью-Форесте. Знаете, где это?

– Само собой, девчонка, – печально ответил Дикс. – Там я встретил свою Агарь.

– Именно оттуда я и явилась – вторая Агарь, – ответила девушка. – Я жила со своим племенем и была счастлива, пока не пришел Голиаф.

– Голиаф? – недоверчиво переспросил Иаков.

– Он наполовину горгио [11] , наполовину цыган – рыжий негодяй, который решил влюбиться в меня. Я ненавижу его. Ненавижу до сих пор! – Грудь женщины быстро вздымалась и опускалась – она часто и тяжело дышала. – И он бы заставил меня стать его женой. Фараон – наш повелитель, вы знаете – силой заставил бы меня стать рани этого человека, потому что некому было меня защитить. И я была несчастна. Тут я вспомнила, что мне рассказывали о вас, женившейся на одной из нашего рода. И я сбежала сюда, чтобы найти у вас защиту и стать вашей служанкой.