Ее не портили ни круги под глазами, ни перекошенный ворот дорогого пальто, ни морщинки галочкой вниз от носа, ни потерянный вид. Просто птица временно заболела, попав из своей сказочной страны в промозглую гриппозную питерскую весну.

Майор быстро скосил глаза себе на грудь, проверив, все ли там в порядке, не съехал ли в сторону галстук. Галстуком своим он втайне гордился: хоть и купленный женой в секонд-хенде, на обороте он имел маленький неброский ярлычок «Пьер Карден».

– Старший следователь по особо важным делам советник юстиции Заморевич Борис Николаевич, – гордо представился он, не вставая.

«Батюшки Святы, как же у них тогда младший выглядит!..» – ужаснулась Катя.

Ей казалось, что на лбу сидевшего перед ней мужика светится яркая бегущая строчка «ХЛЫЩ!». Все в нем вызывающе кричало, что помощи ждать неоткуда. Особенно галстук.

Снова были выполнены положенные законом процедуры знакомства. Человек-Ухо не ушел, тихо примостился в углу старенького дивана и слушал.

– Скажите, Екатерина Сергеевна, есть ли у вас адвокат, услугами которого вы бы хотели воспользоваться? – Заморевич был дежурно вежлив и, на всякий случай, даже предупредителен. Неизвестно на что способна сидевшая перед ним особа.

Знакомый адвокат у Кати был, периодически она консультировалась с ним по вопросам своего бизнеса, но она скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-то из знакомых о постигшем ее позоре: на ночь глядя оказаться в прокуратуре по подозрению в убийстве.

Она только покачала головой из стороны в сторону.

– Тогда мы предлагаем вам дежурного адвоката. У вас могут возникнуть затруднения при допросе, который мы сейчас начнем.

Адвокат был очень молод, но при этом нездорово толст и неопрятен. Глаза практически скрывались за сильными стеклами очков в толстой «роговой» оправе из пластмассы. Мужчина длинно представился, с регалиями и названием некоего адвокатского сообщества. Катя запомнила фамилию: Семенов.

Адвокат Семенов важно попросил у хозяина кабинета разрешения несколько минут пообщаться с клиенткой наедине и вывел Катю по коридору в какой-то грязный закуток, далеко на подступах к которому заканчивался евроремонт. В закутке было по-советски казенно и убого: парочка видавших виды письменных столов в застарелых чернильных пятнах, ряд недокалеченных разномастных стульев с дерматиновыми сиденьями и большая банка от «Нескафе», доверху забитая вонючими окурками.

– Екатерина Сергеевна, в чем вас обвиняют? – быстро и по-деловому уточнил Семенов.

К этому моменту Катя уже столько раз слышала эти обвинения, что с грехом пополам сумела сформулировать. Семенов, мелко затягиваясь и соря пеплом на выпирающий живот, так же коротко расспросил ее о знакомстве с убиенным Поярковым. Катя рассказывала путано и невнятно, чувствовала это и оттого еще больше путалась.

– Так. Вину свою, разумеется, нужно признавать, – безапелляционно постановил Семенов.

– Какую вину?… – испугалась Катя.

– Вашу вину по делу. Вы же понимаете, что в городскую прокуратуру вызывают не случайно. Сами признаете, что с Поярковым знакомы, – строго окоротил адвокат. Подумав, добавил мягче: – Признавать хотя бы частично. Частично нужно обязательно.

– А если я признаю частично, то меня отпустят? – с робкой надеждой ухватилась за соломинку Катя.

– Чистосердечное признание смягчает вину, – мутно пояснил Семенов, мысленно добавив: «…и увеличивает срок».

А старший следователь в это время обменивался в кабинете впечатлениями с Ухом.

– Ну и как она тебе?

– Или дура, или большая артистка. Театр по ней плачет.

– Тюрьма по ней плачет, а не театр. Витя, ты мне это брось, на меня сверху знаешь, как давят?… Дайте им убийцу, и все тут. А кого я возьму? У одного депутатская неприкосновенность, другой позавчера, как узнал, так первым рейсом в Испанию отбыл. Домик у него там, в Испании. У тебя, Витя, есть домик в Испании?…

– У меня домик на станции Мшинская. Кстати, ехать туда надо, теща всю плешь проела, что снег тает и крыша протекла.

– Витя, милый, все в твоих руках. Как только найдем убийцу Пояркова, так и поедешь свою крышу чинить. Еще раз спрашиваю: как она тебе?

– Как она мне? Вот как она мне, – Витя-Ухо задрал ногу до уровня стола и поболтал перед глазами Заморевича обрывками штанины, – новые почти брюки.

– Она что, тебя кусала? Или в порыве страсти на части рвала? – искренне заинтересовался Заморевич.

– Собачища у нее знаешь какая! Бультерьер!

– Ты мне что, предлагаешь ее посадить за твои штаны?

– Не за штаны, Борис Николаевич, не за штаны! Она когда мне у дома Пояркова под ноги из подъезда вывалилась, с черного хода, и шасть в машину – я сразу все понял. Она про этот подъезд знала. Ну, мы ее по машине быстренько пробили – и готово дело.

– Кстати, Витя, ты не находишь странным, что на черный ход тебя преступники сами выводят? Может быть, твои люди, Витя, не умеют работать со свидетелями? Почему им третьего дня, при осмотре места происшествия, никто про черный ход не сказал? Ежу ведь понятно, что дом старинный, в этих домах были отдельные входы для кухарок.